бы сокрушаться, ломать голову над будущим. Оно как-то стройно проглядывалось возле Элин, собранной и вселяющей в него только светлые надежды. Она не только дала ему почувствовать себя свободным и независимым, она прорастила в нём заряд позитивного мышления, научив ко многому относиться с юмором, хотя он у Сынхёна был своеобразным и, как многие его пристрастия, странным, но Элин разучила его смущаться себя, и теперь он часто шутил и играл в каламбуры, приходящие на ум. Раньше, если что-то появлялось в его мыслях, он оставлял это в себе, сто раз анализируя и думая, стоит ли говорить, уместно ли это? Пока шутки и фразы проходили внутреннюю проверку, моменты упускались, и говорить что-либо было не к месту. С Элин такого больше не было. Он знал, что она оценит любой его бред, и даже если не поймёт, то всё равно посмеётся или заинтересуется, спросит, как он к этому пришёл? В ней отражалась учительская привычка раскрывать личность, следить за тем, чтобы не образовались в ребёнке комплексы, и пускай Сынхён давным-давно ребёнком не был, как сказала сама Элин, при наблюдении очередного баловства мужа, цитируя где-то услышанное ироничное замечание: - Да, первые сорок лет детства мужчины проходят трудно. - Тот во что бы то ни стало вознамерился доставить жене чайный пакетик на бумажном самолётике, но пакетик, как назло, вот уже тридцать седьмую попытку подряд слетал с борта ещё в полёте, и они никак не могли завершить завтрак, потому что Сынхён не хотел просто взять, и заварить чай по-нормальному. Ничуть не уставшая от обреченного на провал эксперимента, Элин улыбалась и терпеливо дожидалась, когда мужу что-либо надоест без её вмешательства.

* * *

Вскоре начался и переезд, которому предшествовал ещё один звонок Джиёну. Сынхён хотел убедиться, что с тем всё хорошо, но получил идентичный первому телефонный разговор, намекающий на то, что Джи позвонит сам, когда что-либо изменится. Что ж, он хотя бы был жив и, судя по сквернословию – здоров. Друг сообщил ему, что не продлил аренду квартиры в Шэньчжэне, и они с Элин мигрируют в Сингапур. На это Дракон более-менее отозвался, начав задавать вопросы по поводу того, почему Сингапур, что там будет, какие планы?.. Но это уже не понравилось Сынхёну, испугавшемуся, что Джи притащится и туда со своими захватническими амбициями, и не даст мирно устроиться. Так они и распрощались на долгий период, сами тогда ещё не зная, что не увидятся несколько месяцев, долгий год. Квартиру Сынхён в Сингапуре снимать не намеревался – только купить, чтобы была собственностью, принадлежала им с Элин, могла достаться по наследству их потомству. Фантазия о большеглазой дочери с двумя хвостиками, украшенными пышными бантиками, не отпускала молодого бизнесмена, и он стал как-то скрупулезнее и педантичнее относиться к делам, нет-нет да воображая, каким щедрым, богатым, всемогущим отцом мог бы быть, вводя собственное дитя в эту сложную и порой устрашающую жизнь, но безопасную для девчушки, потому что у её родителя – Чхве Сынхёна, всё будет схвачено и продумано. Для этого и стоило потрудиться, перестраховывая каждый шаг, удостоверяясь, что фундамент прочен и не пошатнётся здание, стоящее на нём. Примерно в это же время Сынхён и начал жалеть, что пошёл нелегальным путём, связавшись с сингами. Всем было известно, что за услуги или даже неравностатусное сотрудничество бандитские группировки требуют наград, дани, податей. Конечно, к моменту заведения детей необходимо будет избавиться от этой связи, от этого преступного ручательства. Но в первые месяцы всё шло как будто бы гладко и без претензий с обеих сторон. Сынхён смог себе позволить крупный кредит и сделал первый взнос за квартиру, куда сразу же переселил Элин, а с ней вселился туда и сам. До этого, пока она ещё завершала их дела в Шэньчжэне, управляя сбором вещей, он останавливался в недорогих отелях, приезжая в Сингапур, но пришла пора завестись гнезду, и оно было создано. Сынхён позволил распоряжаться ремонтом и благоустройством жене, попросив себе только длинный коридор, из которого пожелал устроить маленькую галерею современного искусства. Элин взялась за спальню и гостиную, макетами и образцами предполагая сделать французские покои королей и дворян в стиле рококо, барокко, ампир. Их квартира обещала стать пространством контрастов, пересечением эпох, полем битвы между классицизмом и модернизмом, где в равной схватке они будут сталкиваться, но оставаться на прежних позициях. Чтобы окончательно оплатить квартиру, и при этом жить на широкую ногу, не отказывая себе ни в чём, Сынхёну пришлось погрузиться в работу и бизнес по самые уши. Он допоздна разъезжал по встречам в офисах, по портам, выгружающим товар, и государственным учреждениям, где не исчезала необходимость договариваться. Часто его сопровождал кто-нибудь из сингов, два-три раза в месяц нужно было давать им отчёт о своей деятельности. Конечно, это не выглядело как подача декларации, где с бухгалтерской достоверностью открывались доходы налогоплательщика. Скорее отчёт принимал вид неформальной встречи, во время которой попробуй солгать – проверка счетов всё равно была доступна боссу мафии. Сынхён не растерял и своей биржевой хватки, накопив опыта и став более сообразительным по этой части. Он созванивался с Йесоном и другими первоклассными финансистами, понимающими на рынке валют, ценных бумаг и недвижимости, советовался и продолжал зарабатывать состояние. Но чем больше у него получалось, тем требовательнее становились синги, видевшие, как отлично всё выходило у Сынхёна, на формирование каких денежных потоков он способен. В нём стали заинтересованы, но лишь как в насосе, качающем ресурсы из других стран, привлекающем новые капиталы. Мужчина старался не придавать этому значения и не замечать иногда откровенное присвоение того, что должно было принадлежать ему. Ему нечего было противопоставить, он всего лишь трейдер без солидных связей, без «крыши», роль которой как раз и исполняли синги, но исполняли тиранично, как феодалы, позволяя наглые повадки по отношению к вассалу. Прошедшее в Сингапуре Гран-при Формулы 1, великолепная ночная автогонка с миллионными ставками, спонсорскими деньгами, возможностью их отмывания на устроении мероприятия, за ним последовало пятидесятилетие независимого Сингапура – фестиваль, карнавал событий! Доллары текли золотой рекой, били фонтаном, но Сынхён не видел сильной прибавки на своих банковских счетах. Переводить суммы в независимые банки ему не разрешали синги, а в зависимых они с лёгкостью снимали процент, который считали причитающимся им. В этот период настоящим спасением и утешением для Сынхёна был брак и Элин, всегда встречавшая его с тёплой улыбкой и добрым словом, во сколько бы он ни вернулся и в каком