Дорожка для бега была покрыта специальной смесью глины и песка. Её пытались содержать в порядке, как и все объекты на полигоне — Игнатию Лаврентьевичу надо отдать должное, он работал на совесть, — но популярностью среди моих коллег беговые упражнения явно не пользовались. Сквозь покрытие клоками пробивалась трава.

Место старта было обозначено фанерной табличкой. Мефодий замер около неё с таким несчастным выражением лица, как будто уже находился при смерти.

— Да сдашь, не дрейфь, — поддержал его Саратовцев. — В прошлые разы сдавал и в этот сдашь, никуда не денешься.

Мефодий оглянулся на Саратовцева. Я не удивился бы, если бы попросил коллегу передать Авдотье Никитичне слова прощания и последнюю волю, но тут Игнатий Лаврентьевич скомандовал:

— Марш!

Мефодий бросился бежать.

Тут надо сказать, что все упражнения мы выполняли в условиях, максимально приближенных к реальным. Сдавать зачёт полагалось будучи одетыми так, как мы одевались на службу. Требование, если рассудить, разумное — не будет же предполагаемый злоумышленник ждать, покуда преследующий его сотрудник Коллегии переоденется в удобный костюм. Но Мефодия, который к концу пробежки задыхался, хватался за сердце и облился потом с головы до ног, было жаль.

Тем не менее, несмотря на одышку, в норматив Мефодий уложился.

— Сдал, — коротко прокомментировал Игнатий Лаврентьевич, взглянув на секундомер и делая пометку в планшете. — Господин Саратовцев, прошу на старт.

Саратовцев уложился в норматив без особого труда. Я пробежал дистанцию с изрядным запасом по времени.

Оставалось последнее упражнение: стрельба.

— Позвольте отдышаться, Игнатий Лаврентьевич! — взмолился Мефодий. — Сами видите — руки после этой проклятой беготни до того дрожат, что мимо забора, и то промажу.

— Злоумышленник, конечно же, остановится и будет ждать, покуда вы изволите отдышаться, — проворчал Игнатий Лаврентьевич. — Прошу на позицию, милостивый государь! Нормативы устанавливаю не я.

Глава 26

Каменноглазый

Мефодий, обреченно закатив глаза, взялся за револьвер. И уверенно поразил мишень тремя выстрелами подряд.

— Ого! — вырвалось у меня.

Я оглянулся на Саратовцева. Тот довольно ухмылялся — в отличие от меня, знал, какого результата ждать.

— А ты думал? Есть ещё порох в пороховницах!

— Что же было бы, если бы у вас, Мефодий Ильич, не дрожали руки? — поглядев на пробитую мишень, уважительно спросил я.

— Смею надеяться, что тогда бы я не один, а все три выстрела в яблочко положил, — скромно потупив глаза, сказал Мефодий. — Папаша нас, знаете ли, с детства обучал. У меня ведь и отец, и дед, и прадед — все охотники были. Братья мои в Орловской губернии до сих пор охотой живут, одному мне повезло в люди выбиться. Но навыков я, как видите, не растерял.

— Хорошо тебе, — буркнул Саратовцев. — А мой папаша только шары на бильярде катать мастак был, царство ему небесное…

Он со вздохом взялся за револьвер.

Из трёх выстрелов, сделанных Саратовцевым, два легли далеко от центра, один вовсе прошёл мимо. Но для того чтобы получить зачёт, достаточно было просто поразить мишень, и Саратовцев облегченно выдохнул.

— Уф-ф!.. Ну, всё. Остался ты, Миша. Твоя очередь.

«Не лезь», — попросил я Захребетника.

И отстрелялся сам, без его вмешательства, не так уж и дурно. По крайней мере, Игнатий Лаврентьевич удовлетворенно кивнул. На этом со сдачей зачёта было покончено, и я наивно полагал, что мы сразу же вернёмся в Коллегию. Однако надо было ждать, пока Игнатий Лаврентьевич заполнит необходимые бумаги и наши зачётные книжки.

Чтобы не тратить время попусту, Саратовцев предложил пообедать. Полигон находился за городом, пешком до трактира не дойдёшь. Обедать нас повёз Кузьма. За обедом Мефодий ударился в воспоминания о том, как сдавали зачёты во времена его молодости. Саратовцев тоже был не прочь поболтать. Ну и в целом по настроению было ясно, что возвращаться в Коллегию мои сослуживцы не спешат.

Я, взглянув на часы, понял, что и мне спешить некуда. Управляющего на самоварном заводе, скорее всего, уже нет на месте, контролер с проходной ясно дал понять, что застать этого господина можно только в первой половине дня.

«Ну и, значит, завтра на завод поедешь, — отмахнулся от меня Захребетник. — Не убежит твой Набегайлов. Хотел бы сбежать — давно сбежал бы. Да и, если разобраться, чего ему бегать? Горец мёртв, не выдаст. Опасаться управляющему, как он считает, нечего. Дождётся тебя, никуда не денется».

«Ты будто какой-то рассеянный, — заметил я. — О чём думаешь?»

«Да так. Скажи, Миша, ты много знаешь охотников, которые ходят на охоту с револьвером?»

«Ни одного не знаю…»

«Вот и я ни одного».

«Да ну тебя! — Я посмотрел на Мефодия. Саратовцев уговорил его взять четвертинку, отметить удачную сдачу зачёта. Выпитое развязало Мефодию язык, и он с удовольствием рассказывал уже которую по счёту байку. — Хочешь сказать, что ты Мефодия в чём-то подозреваешь?»

«Пока нет. Но сегодня у меня появилась возможность посмотреть на твоих коллег другими глазами… Ты знал о том, что отец Саратовцева играл на бильярде?»

«Впервые слышу. А что?»

«Да так, ничего. Кроме масштаба проигрышей. В этом плане что бильярдный стол, что карточный — разницы нет. Долгов наделаешь одинаково».

«Слушай, прекрати! — разозлился я. — Этак любого человека можно начать подозревать в чем угодно».

«Тебе не угодно — ты не подозревай, — отмахнулся Захребетник. — А мне не мешай думать».

И больше со мной не разговаривал.

* * *

С полигона мы вернулись под конец рабочего дня и даже заезжать в управление не стали. Саратовцев рванул в свой любимый кабак, а Мефодий попытался в очередной раз заманить меня в гости. Мол, супруга сегодня какой-то особенный ужин обещала, и мимо его дома как раз проезжаем, и, вообще, дочери передавали мне привет и хотели снова меня увидеть. Но я сослался на усталость после сдачи зачёта и отклонил приглашение в самых вежливых выражениях.

Так что я попал домой достаточно рано и вынужден был наблюдать за страданиями Зубова. Поручик действительно «взялся за ум», отказался от всех гусарских развлечений и теперь не знал, чем себя занять.

— Может, тебе почитать что-нибудь? — спросил я, наблюдая, как он слоняется из угла в угол столовой с унылым выражением на лице.

— Почитать? Э…

Зубов смущённо почесал в затылке. Вид у него был такой, будто я сказал что-то неприличное.