Большие люди в белых халатах обступили коченеющее тело мальчика, будто стая голодных шакалов. Затем вцепились в него руками без перчаток, равнодушно переложили на ледяные железные носилки и молча потащили прочь.

В пузатом старом автобусе было душно, тесно и невероятно неуютно. Джек мелко подрагивал под тонкой накрахмаленной простыней, когда изношенные резиновые покрышки с противным скрипом катились по мелкой городской брусчатке. Унылый сизый ливень тоскливо барабанил по покатой крыше машины, как будто жалобно просясь заглянуть в гости.

Наконец, помятый автобус достиг ажурных металлических ворот, венчавших шипастую изгородь, и лениво притормозил у трехэтажного каменного здания, отчаянно кренившегося в правую сторону.

«Патологоанатомическая служба при госпитале имени Матильды Стоун», – гласила тускло поблескивавшая в утреннем сумраке табличка, приколоченная прямиком к стволу высоченного и почти высохшего дерева.

Нахохлившиеся толстые голуби лениво наблюдали за тем, как из прожорливых недр старенького автобуса выволакивают холодные больничные носилки, накрытые тонкой хлопковой простыней.

«Добро пожаловать в Дом поющих стен!», – прочел Джек вслух.

Немного замявшись от охватившей его нерешительности, мальчик замер на коврике у массивной парадной двери, прислушиваясь к тому, что происходило вокруг.

А происходило много чего: по темной черепичной крыше кособокого дома громко стучал дождь; где-то вдалеке приглушенно ухала голодная сова; откуда-то из-за лысых желтых кустов с колючками жалобно мяукал не менее голодный кот; из распахнутого окна на втором этаже доносился звон посуды, каким-то невероятным образом продиравшийся сквозь грохот ливневых потоков.

Кривой ветхий дом жил своей привычной тайной жизнью.