— Ты холодная су… — он хватает меня снова, только теперь уже за плечи.

Сжимает их со всей силы, я даже чувствую боль в костях.

— Договаривай!

— Я сделал это, чтобы показать тебе наглядно, как это бывает больно, когда твой любимый человек плюет на тебя.

Шок.

У меня просто шок.

— Лечись, Марат. Прошу тебя. Просто лечи свою голову.

— Мам, — я слышу за спиной жалобный голос Арины: — Вы помирились?

Она превратно расценивает руки своего отца на моем теле. Я вижу, как в ее глазах загорается огонь, она даже начинает улыбаться.

— Конечно, ангелок, твоя мама не сможет от меня уйти. Ведь мы семья и любим друг друга, — Марат прячет эмоции, предназначенные мне, и улыбается дочери.

— Я устрою тебе ад, Марат… — наклоняюсь ближе к его уху, шепчу так, чтобы услышал только он: — Ты с ума сходить начнешь. Я обещаю тебе.

Глава 5

— Правда? — надежда ребенка видна невооруженным глазом.

Сжимаю зубы, сбрасывая его руки с себя.

— Арина, мы опаздываем на рейс. — тот тон, который она воспринимает как строгий.

— Иди ко мне, доченька. — Марат присаживается на корточки и раскрывает объятия.

Дочь обращает свой взор на меня, в котором я читаю страх, что подойди она к нему, это обидит меня.

Господи, испытываю такой силы ярость, что готова и сама ударить этот чертов чемодан. Разве мы имеем право ставить своего ребенка в такое положение?!

— Попрощайся с папой, — говорю мягче: — Он наверняка в скором времени тоже освободится от своей работы… — не без язвы заканчиваю предложение.

Арина кивает и тут же бежит в объятия Исакова. Он прижимает ее к себе, глубоко вдыхая и на секунду прикрыв глаза, переводит взгляд на меня.

Я не знаю, как на него смотреть.

Кроме отвращения, боли и ненависти, я не испытываю ничего. Но его глаза, которые я когда-то полюбила, сейчас так ярко наполнены болью, что вероятно отзеркаливали бы мои.

Только это я позволю увидеть своей подушке или отражению в зеркале. Равнодушная маска сейчас единственный способ, чтобы держаться.

Он ведь даже не испытывает чувства вины, а только обвиняет меня.

Абсурд!

В чем? Только лишь в том же, в чем можно обвинить и его самого.

Он пропадал, расширял бизнес, увеличивая наши финансовые возможности. Я не стояла на месте, и тоже создавала себе имя в своей индустрии.

Он прекрасно знает, как это важно для меня.

В самом начале нашего пути знал, что я не из тех, что в фартуке ждут своих мужей с работы. Обслуживают, одной рукой снимая носки, а второй ставят на стол первое, второе и компот.

Я всю жизнь через падения шла к тому, чтобы, наконец, самостоятельно поднять свое дело. Мечтала заниматься тем, что мне поистине приносит удовольствие.

Какого черта сейчас вдруг проснулась ревность к работе? Почему он считает, что может так поступать?

Да, не спорю, я многое могу решить сама.

Мне не нужен для этого мужчина рядом.

Я всегда справлялась сама.

До шестнадцати лет обо мне никто не заботился, и было крайне сложно открыться Марату. Но он сделал действительно многое, обнажая мою душу, аккуратно и с любовью.

Сейчас, конечно, это ему удалось буквально за секунду, еще и так, что она теперь безжизненной массой валяется где-то рядом.

Тем не менее, я любила этого человека за его твердость. За то, что он вопреки всему, идет к своим целям. За воплощение мужественности, за нежность и страсть, за то, что я всегда знала, я за мужем, несмотря ни на что.

Он верил в меня, даже если я спотыкалась, поддерживал, не отмахивался купюрами, а всегда согревал объятиями и словами.

И он был согласен на это...

Сейчас же, он выставляет виновной меня…как будто совсем недавно не было наших сумасшедших ночей. Словно мы не признавались друг другу в любви сбитым шепотом. Не смеялись в выходные по утрам, когда Ариша пыталась стащить нас с кровати, а нам было так уютно и не хотелось обрывать то мгновение.

Нам было хорошо.

Нет, нам было невероятно хорошо.

Что случилось, почему он с такой уверенностью бросает мне эти слова…

Да, может быть до отпуска не так часто мы проживали те моменты из-за моей коллаборации с одним из дизайнеров… Однако, это же не повод бежать налево и засовывать свои конечности во все дыры.

— Дари… — слышу тихий голос Марата, который возвращает меня из глубин самоанализа.

Смотрю на него, не понимая, как…

Как можно было спустить двадцать лет в помойку.

— Нам обоим нужно время, чтобы утихли эмоции… — отпускает Арину, которая оставляет поцелуй на его щеке: — Но мы обсудим дальнейшие действия и все решим.

Последняя фраза звучит чересчур уверенно, а прищуренные глаза демонстрируют, что мужчина не сдастся.

Я знаю его и вижу невербальные знаки.

Если нужно будет, он начнет воевать.

С собой, со мной, с миром.

Ему плевать.

Такое уже было с его семьей, которая требовала отказаться от меня.

Поджимаю губы, вскидывая брови.

Арина тут же смотрит умоляющим взглядом.

Больше всего мне жаль ее, даже не себя…

— Хорошо. — сглатывая отвечаю.

Марат кивает, добавляя беззвучное спасибо.

А я, смотря в эти темные пронизывающие глаза, уже знаю, что как только сяду в зале ожидания, начну заполнять заявление на развод.

Суд в любом случае состоится, с одиннадцатилетним ребенком нас не разведут по щелчку.

Поэтому пусть уже начнется процесс.

— Идем, дочь. — посылаю в нее улыбку, наплевав на все эти разбросанные вещи и чемоданы: — Нам пора.

Он идет сзади, я чувствую.

Взгляд, шаги, аромат, даже, кажется, тепло его тела.

— Я прилечу за вами. — говорит он хрипло, когда мы выходим за порог номера.

Арина улыбается и кивает с блеском в глазах, я же не обращаю внимания.

— До встречи… — адресовывает, прожигая своим тяжелым взглядом.

Поворачиваюсь к нему едва заметно кивая.

Сама же прокручиваю в голове, что пентхаус в центре города, в котором мы жили семьей, я оставлю нам с дочкой.

Квартира Арины, так и так будет ее. Марат все таки не настолько прогнил, он любит своего ребенка.

Моя машина оформлена на него, но это подарок, а раз подарок, то я тоже заберу себе. Из