— Я просто пыталась показать ему, что он мне дорог.

— Но потом твоё мнение явно изменилось, поскольку ты позволила этому болвану-директору диктовать тебе, что ты будешь Гарри рассказывать, — проговорила Миранда с презрительными нотками в голосе. — Именно тогда, когда он больше всего нуждался в своих друзьях, когда своими глазами видел смерть человека, которая к тому же произошла частично из-за того, что он постарался проявить благородство... его друзья его не поддержали. Вы его практически игнорировали.

— Я... я... он, в смысле, директор сказал нам, что мы не должны ничего ему рассказывать.

Миранда покачала головой и повернулась к Гарри:

— Гарри, почему ты никогда как следует не пытался узнать, почему тебе приходилось возвращаться к Дурслям? Не задавался вопросом, с чего это директор школы командует тобой даже на каникулах? Как он мог бросить тебя в одиночестве после того, как ты стал свидетелем смерти Седрика, за гранью моего понимания. Чёртово 'общее благо'.

— Не знаю, — признался Гарри. — Я...я просто думал, что так и должно быть.

— Но ведь это всё ещё тебя злит, верно? — спросила Миранда.— Что тебя оставили в одиночестве и без информации?

— Да, — пробормотал Гарри, вспомнив лето после четвёртого курса.

— Но всё же, на ком логичней было срывать злость? На своих друзьях, или на том идиоте, что запрещал им писать тебе?

— На идио... в смысле, Дамблдоре, — виновато признал Гарри.

Он повернулся к Гермионе:

— Прости, пожалуйста. Мне не стоило тогда на тебя кричать.

— Да уж, не стоило, — пробурчала Миранда. — Всё складывалась так хорошо, и ты поцеловал бы Гермиону в тот же день, что прибыл на Гриммо, но нет, ты

14/821

решил выплеснуть весь накопившийся гнев. Знаешь, сколько волос я тогда выдрала? Чертовски много.

Богиня любви посмотрела на Гермиону:

— Но ты действительно частично была виновата: ты должна была писать Гарри чаще. Ты могла даже придумать способы рассказать ему кое-что так, чтобы директор не прознал.

— Но... но Дамблдор сказал этого не делать, — слабо возразила Гермиона.

Миранда только вздохнула:

— И с этим мне приходилось разбираться, — пробормотала она. — Пятый год был суматошным, но если бы ты, Гермиона, видела выражение лица Гарри, когда Долохов поразил тебя своим проклятием, ты бы сразу поняла, как он тебя любит.

—Любит? Гарри? — растерянно спросила Гермиона, переводя взгляд на друга. — Но...

— Я забежала вперёд, — прервала её Миранда. — Но, пожалуй, я выговорилась. Время перейти к Уизли, ибо именно они были основной проблемой в остальное время.

— Да что с ними не так? — раздражённо спросил Гарри.

— Ну, скажем так, то, что вы оказались с ними, произошло не по причине любви, — усмехнулась Миранда.

— Что? Но... они же не?.. Вы имеете в виду... они опоили нас любовными зельями? — сбивчиво воскликнула Гермиона.

— О нет, они знали, что ты, Гермиона, сразу учуешь любовное зелье, — ответила богиня. — Но они подсунули вам кое-что похуже, что едва не стоило вам не только вашей связи душ. То, что едва не разрушило вашу дружбу.

— Нашу дружбу? — повторила Гермиона.

— Скажи, зачем ты ревновала к Лаванде Браун?

— Ну... мне нравился Рон. И... и...

— Тебе нравился парень, который всегда спорил с тобой о вещах, лежащих в основе твоих убеждений? Парень с привычкой звать тебя сумасшедшей, когда ты была с ним несогласна?

— Ну да. В смысле, он... по-своему неплох, — пробормотала Гермиона, силясь понять, что же такого нашла в Роне.

— Неплох в том, чтобы принижать дорогое тебе? — спросила Миранда. — В том, чтобы не давать тебе раскрыть свой потенциал, дабы не выглядеть на твоём фоне совсем уж неумело?

— Ну... — еле слышно проговорила Гермиона.

15/821

— А суть в том, что тебя опоили зельем ревности, завязанным на рыжего. Ты рассуждала так: у меня же должна быть причина ревновать к мисс Браун, верно? Так что сделала в общем-то логичный вывод, что тебе должен нравиться Рон Уизли. Неплохой план, да. Они использовали зелье некоторое время, а потом перестали, чтобы твой разум отдохнул и ты ничего не заподозрила. Конечно, придумал это не Рональд. Это была, — богиня посмотрела на Гарри, — твоя временная девушка.

— Джинни? Но зачем?

— Потому что она желала заполучить тебя, а вы с Гермионой были слишком уж близки для неё. И ты, конечно, тоже получил дозу зелья, завязанную на неё.

— ЧТО?!

— Помнишь того 'зверя', который будто ворочался у тебя в груди, когда ты видел Джинни с кем-то другим? — спросила Миранда. — Не думал же ты, что это была любовь? Любовь — это когда ты хочешь, чтобы другой человек был счастлив, чего бы это ни стоило тебе самому. Нет, ты чувствовал обычную ревность, ещё и искусственную к тому же.

— А что вы имели в виду, говоря, что это едва не разрушило нашу дружбу? — спросил Гарри.

— Книга, — тихо прошептала Гермиона. — Этот чёртов учебник Принца-полукровки.

— Ты завидовала, не так ли? — спросила Миранда. — Зависть и ревность часто идут рука об руку. Гарри начал показывать отличные результаты в зельеварении, а ты ему завидовала. И как это стыкуется с тем, что пять лет до этого ты побуждала его лучше учиться?

— Но... это ведь была не его заслуга, — неуверенно проговорила Гермиона, вспоминая события шестого курса.

—Теперь-то понимаешь? — усмехнулась Миранда. — Заметки в учебнике, которые лучше объясняют зелье? Неужели это стоит зависти? Их многие делают. Гарри же не покупал зелья в аптеке, выдавая их за свои?

— Я... я... — начала Гермиона, но потом вздохнула и опустила голову. — Вы правы.

— Конечно, твоя зависть была лишь побочным эффектом зелий. Видишь ли, они, а точнее Джинни, сделала большую партию зелья ревности и разделила её на одинаковые дозы. Однако она не учла разницу в весе. Поэтому твои проявления были более резкими и эмоциональными, к тому же они порой накладывались на менструальный цикл, давая ещё более яркий эффект. При одной мысли об этой книге у тебя начинала бурлить кровь.

— Но... я... — растерянно пробормотала Гермиона, силясь понять, почему ничего этого не заметила.

— Эх, столько подводила к этому каламбуру,