Я не знал, как ему объяснить то жуткое ощущение, когда один находишься дома, и единственные живые звуки вокруг — собственное дыхание. Когда орать хочется от тишины, когда прислушиваешься к ссорам соседей и завидуешь им лишь потому, что они сейчас не одни. Когда выходишь на улицу для того, чтобы видеть людей, слышать их, перекинуться случайным словом. Когда хочется с кем-то по душам поговорить, а некому позвонить. Макс не ответит, а другие... Да чего им звонить, душу травить? Бесполезно пытаться объяснить, как временами тишина душит.

— В последнее время я встречал много разных людей, мужчин. Некоторые нравились мне настолько, что я задумывался о том, как бы сложилась наша жизнь, если бы мы решили провести её вместе. Из этого, понятно, ничего не получилось. Но мысли такие у меня были.

Я взъерошил волосы, вздохнул. Разволновался ужасно.

— Из всех людей, которых я встречал, вы — самый интересный.

— Самый богатый, — уточнил Павлов, откидываясь на спинку стула.

— И это тоже. — Чёрт, как же я попал с дурацкими откровениями.

Павлов усмехнулся, будто иного ответа и не ожидал. Тогда я сказал:

— А что вас не устраивает в вашем богатстве? Чтобы достичь этого уровня, нужно быть вами. Проявить ваши таланты, силу, сообразительность, волю, сотни раз обойти конкурентов, где-то быть безжалостным, где-то прогнуться, но не потерять к себе уважение.

Не выдержав напряжения, я вышел из-за стола. Прошёлся вдоль него туда-сюда.

— Вот дай мне сейчас ваше богатство. Думаете, я не понимаю, что не смог бы его сохранить? Про приумножить даже не говорю. Меня бы сожрали в один миг другие, такие же, как вы, сильные, изворотливые и умелые. Мне до вашего уровня — как пешком для Луны. А вот на месте Кирилла...

Вот какого я сейчас его вспомнил? Но меня уже откровенно несло, словно сыворотку правды вкололи. Махнув рукой, я продолжил:

— Вот на его месте, я бы посидел в кресле босса, ножкой бы помахал. Думаю, справился бы не хуже.

Павлов покачал головой.

— Ты недооцениваешь его.

— Да? — Я пожал плечами. — Это неважно. Я был с ним. Когда мы расстались, гнобил себя за то, что его потерял. Он казался мне золотым билетом наверх, который я профукал по собственной глупости.

Павлов качал головой, словно не верил тому, что я всё это говорю, каждым следующим словом закапывая себя всё глубже и глубже. Мне б заткнуться немедленно, но я ещё не всё сказал, не всеми ценными соображениями поделился.

— А сейчас я здесь, — выпалил я и ткнул пальцем в сторону, где находился тот самый туалет для гостей с золотым унитазом. — И это всё, чёрт подери, не золотой билет наверх, это и есть верх, золотая жизнь, настоящая. И вы — её создатель, вы обеспечили себе и своим этот комфорт. И да, я восхищаюсь вами и вашими достижениями. Я ведь не слепой.

Ай, гулять так гулять. На всё!

Я подошёл к сидящему Павлову, встал в полушаге. Он повернулся ко мне, готовый внимательно слушать.

— Я хочу стать частью вашей золотой жизни. И не быть в ней только дыркой для траха. Я не хочу у вас всё это забрать, я просто хочу быть с вами рядом. Вы — отличный мужик. С бешеными тараканами временами, но у кого из нас их иногда не бывает? У меня на вас жёстко стоит. Мне нравится секс. Мне нравится эта жизнь. И если вы дадите мне хотя бы мизерный шанс, я прорасту тут корнями.

— Как паразит.

Я покачал головой. У меня горло от волнения сжималось, и я постарался говорить громко и чётко:

— Если вы дадите мне шанс быть для вас полезным, я из себя выпрыгну, но им воспользуюсь. Я не так уж много прошу. Всего лишь дать мне шанс найти здесь для себя достойное место.

Чёрт, я почти прокричал это ему в лицо.

Взяв себя в руки, я отошёл на пару шагов. Взъерошил волосы, посмотрел на него.

— Ну что, Николай Николаевич, это достаточно честно?

Глава 20-1. Павлов. Очень личный помощник

Глава 20-1. Павлов. Очень личный помощник

Этот вечер стал для меня цепью сюрпризов. Подлянки от Тамерлана я ждал, так что его звонку в целом не удивился. Неожиданностью оказался лишь факт, что Тамерлан захотел лично предупредить о грядущих переменах и честно (насколько лживый лис способен быть честным) объявил о том, что меня ждёт.

А вот Вадим сумел по-настоящему удивить. Даже, я бы сказал, поразить. Редко кто осмеливался говорить со мной таким тоном, повышать голос. И никто уже давно не пытался ставить вопрос ребром и давить, отказывать мне, бороться со мной, даже драться, переворачивать ситуацию в свою пользу и выступать со встречными предложениями, ожидая, что я их вот так просто приму. Вадим находился всего второй день в моём доме и позволял себе вот такое опрокидывающее с ног на голову поведение, настоящее айкидо.

Женщины, которых я сюда приводил, мечтали остаться в моей жизни надолго, получить моё имя, назваться хозяйкой. Слушались меня безоговорочно, подчинялись по щелчку пальцев, пытались желания предугадать. Они никогда не отвергали меня, не говорили со мной с позиции равной силы. В то время, когда они безмолвно надеялись и безропотно прогибались, Вадим занимался прямо противоположным. Он и мечтал о другом, и предельно ясно назвал свои цели и то малое, что мог мне взамен предложить.

То, что я о его предложении до сих пор думал, говорило о многом. То, что ему пришло в голову сделать такой шаг, свидетельствовало и о его светлом уме, и смелости, а ещё глупости, ведь, будь на моём месте другой человек, Вадим мог нарваться на неприятности.

Я смотрел на него, мирно спящего рядом. Мне нравилось его расслабленное лицо, забывшее о пережитом волнении, мягкость в линии безвольно приоткрывшихся губ. Нравился его запах — приятный, острый, мужской. Я любовался его рукой с длинными сильными пальцами. Мне всё нравилось в нём — кроме того, что я не спал из-за мыслей о нём, и не мог его сейчас разбудить, заняться с ним сексом, чтобы после спокойно отдохнуть до утра.

Меня всерьёз беспокоило то, что он меня беспокоил. Такая вот тавтология. Беспокоило, что он пробудил мою, по мнению многих,