— Ничего не объясняйте, — спокойно заговорила она, — я знаю, что вы поступаете правильно. Всякий муж первейшим делом своим должен полагать защиту своей фамилии, то долг его, и вы поступаете правильно, как истинный рыцарь; поступи вы иначе, я о вас стала бы думать дурно. Уверена, вы покараете разбойников, что дерзнули на подлое дело против вашей сестры и племянника. Так же, как покарали приспешников Тельвисов. А потом, к Рождеству… — тут она сделала паузу и выразительно договорила: — Может быть, вы вернётесь сюда со свитой моего жениха.

«Ну да, конечно… — вот тут Волков засомневался в разумности такого шага. — Особенно жениху это понравится. Да, он юн и богобоязнен, пусть так, но кому же понравится терпеть при себе того, с кем жена твоя делит ложе? Или пусть даже делила в прошлом. А в том, что добронамеренные людишки ему о том расскажут, уж и сомневаться не нужно. В замке уж точно знают, что принцесса нынче ночью была у меня в покоях. Но юный жених — это ещё полдела. Как на подобное взглянет сам курфюрст?», — здесь генерал невольно вздохнул. Он знал, что барон фон Виттернауф имеет в Винцлау своих шпионов, и о том, что Волков заглядывает под юбки принцессы, курфюрст либо уже знает, либо скоро узнает. Но маркграфиня, даже не заметив его вздоха, продолжала:

— Я только что писала курфюрсту и просила его снова прислать вас, так как при вас я чувствую себя спокойно. А ещё… Я знаю, что в делах политических вы человек опытный, и мне тот ваш опыт будет надобен в будущем.

«Уже написала курфюрсту? — тут Волков снова вздохнул. — При мне она чувствует себя спокойно? Господь милосердный! Вот шальная. Впрочем, чего ей не писать, ей-то не угрожает немилость герцога. Её рука — трофей, за который готовы бороться многие великие в этом мире. И герцог при встрече оближет ей эту руку до локтя, лишь бы ею смог завладеть его племянник. А мне, чтобы больше не покушался на «пирог» принцессы, при хорошем раскладе могут просто запретить сюда возвращаться. Это если марьяж удастся, и герцог будет в добром расположении духа. А вот родственники женишка принцессы могут и осерчать и поднести мне прямо на свадебном балу бокал с вином, сдобренным медленным ядом, от которого я скончаюсь через месяц после бала».

Да, дальнейшая «дружба» с принцессой, даже простая её похвала или просьба прислать его к ней для службы в будущем, были делом очень опасным. Это генералу было очевидно.

Тем не менее сказал он совсем иное:

— Как только улажу свои дела, так буду готов ехать к вам.

— А сможете приехать до Рождества? — сразу ухватилась за эту мысль принцесса. — Или только с женихом приедете?

— Не уверен; трудно сказать, сидя здесь, в Швацце, за столом прекрасной принцессы, как пойдут дела в Малене, — ответил он и сразу попытался придумать что-нибудь. — Но если вы пожелаете, я поищу надёжных людей, чтобы смогли вам послужить с честью.

Кажется, это его предложение не произвело впечатления; она оторвала кусочек жареного гуся, откусила от него, и лишь потом произнесла:

— Ну, если то будут люди, вами рекомендованные, — и, снова откусив кусочек гуся и прожевав его, добавила: — Хорошо, присылайте, коли сами не сможете приехать. Деньги для них у меня будут.

— Будут? — уточняет генерал. — Теперь-то мы точно найдём вам верных людей, пока не пожалует ваш суженый.

— Будут, будут, — обещает она, — я сегодня сыскала то письмо, что прислал мне мой управляющий из Эдена, в нём доклад о моих доходах; так и есть, я могу себе позволить верных людей и готова платить им двадцать тысяч талеров в год.

Да, согласилась принять людей. Но барону всё равно казалось, что маркграфиня не рада такому решению. И посему он решил не торопиться с этим делом. Может, ещё и не понадобится ей никто, ведь до Рождества, до свадьбы, меньше полугода, может, ещё всё разрешится и без его участия. К тому же Бог его знает, как на всё это его самоуправство посмотрит курфюрст.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 19

⠀⠀

Так они до конца ужина и говорили про дела её. И в этот раз она просила слуг с десертами не тянуть. Было видно, что у неё ещё полно забот. И барон догадывался, из-за чего маркграфиня торопится. Да, их ждали её дочери. И посему генерал не стал тянуть с ягодами, мёдом и сыром. Он залпом допил вино и сказал:

— Пора мне, кажется, стать рассказчиком сказок.

Принцесса отозвалась на то сразу, и не словами, а действиями — она тут же закончила ужин и встала. Генерал же прихватил с блюда несколько кусочков отличного старого сыра и пошёл за нею.

И, конечно же, девочки их уже ждали. Как и в прошлый раз, старшая, Ирма Амалия, лежала на кровати поверх перины, и была она лишь в нижней рубашке, и накрыта совсем лёгким покрывалом. Худая и вялая, она почти ничем не походила на свою сильную и живую мать, разве что глаза выдавали их родственные узы. А вот младшая, Мария Оливия, напротив, была подвижна и крепка; девочка держала в руке печенье, и когда генерал, поздоровавшись, присел на предоставленное ему удобное креслице возле кровати старшей, младшая попыталась влезть к сестре в кровать, но та её остановила, тихо, но требовательно:

— Мария Оливия, не лезь ко мне на постель с печеньем.

— Ты сама ешь на постели! — воскликнула младшая.

— Мария Оливия, слушайте свою сестру! — почти строго произнесла маркграфиня, и тогда младшая устроилась рядом на стуле. И Волков начал. Ему было нетрудно превратить свои воспоминания в весёлый рассказ для детей:

— Один толстый и противный епископ из Вильбурга…

— А-ха… — засмеялась тут же младшая дочь Её Высочества. — «Толстый и противный епископ».

— Да, — продолжал генерал, — к тому же он вонял, как плохой сыр, — это его замечание вызвало улыбки у обеих девочек, а Волков продолжал: — и вот этот епископ пообещал мне денег и рыцарское достоинство, если я заберу для него в кафедрале города Фёренбурга раку с мощами одного очень известного святого. Святого Леопольда. А в те времена я был очень жаден и очень глуп…

— Господин барон был глуп! — снова смеялась младшая.

— И потому я, конечно же, взялся за это дело… И всё бы ничего, но в городе том бушевала страшная чума, и весь город был засыпан мертвыми телами, они валялись прямо на улице…

И почти с первых