— Думаете, завтра они снова пойдут на приступ? — с опаской интересовался Рене.

— Нет, завтра не пойдут, им снова нужно фашины заготовить. Да и отдышаться. Послезавтра затеют новое дело. Не раньше, — уверенно заявил Волков.

Ближе к вечеру Карл Брюнхвальд пришёл к нему; он уже собрал у капитанов цифры потерь, и они оказались ужасные, за день Волков потерял почти четыре сотни людей, из них почти сотню убитыми.

— Максимилиан говорит, что ещё полсотни не доживут до утра, — рассказывал полковник. — Он их увозит за реку, но там у местных все дома уже переполнены, они не хотят больше принимать раненых. Да и лекарь всего один, правда, у него есть два помощника, но всё равно они не успевают всех лечить.

Больше всего потерял сам Брюнхвальд у дороги под холмом. Также велики потери были среди тех людей, что были у забора с капитаном Циммером.

— Большинство наших побито или ранено из арбалетов, — заканчивал доклад полковник.

— Пиррова победа, — прошептал генерал.

— Что? — не расслышал Брюнхвальд.

Волков лишь махнул рукой:

— Дела наши нехороши, Карл, вот что!

— Людей теперь мало, — согласился полковник.

— И картечи больше нет, и пороха мало, — добавил Волков. — И в пушках убытки.

— Так что? Будем ждать нового предложения о капитуляции?

Волков поморщился в ответ, посмотрел на товарища с укоризной.

— А будет ли такое? Думаю, ван дер Пильс сейчас очень зол.

— Зол, зол, — кивал Брюнхвальд, — пушкари ему только тут, под холмом, шесть, а может, и все семь сотен людей побили. Двух их капитанов отсюда унесли, а сержантов сколько наши стрелки у них побили! — полковник машет рукой. — Множество. Я бы тоже был зол на его месте.

— Да ещё этот Левенбах взбешён, за шатром моим шёл, да не дошёл.

— Думаете, больше не предложат почётной капитуляции?

— Теперь точно пощады нам не будет, а тех, кто сдастся… — Волков сделал паузу, — старших офицеров на колья посадят, младших колесуют, а солдат так просто в реке перетопят, она тут близко, я такое уже видел лет десять назад в Зальцгиттере после разгрома у Херте, тогда людей праведных много попало в плен к еретикам, те уж себя и показали. Заодно и монахов целый монастырь вдоль стен города развешали, ехать было страшно по вечеру.

— Сатанинское отродье, — Брюнхвальд крестился, — одно слово — безбожники. Но раз так, что же нам теперь делать?

— Бог не даст нам сгинуть, — уверенно сказал барон.

Сказал так, как будто у него была какая-то мысль на сей счёт, но на самом деле мыслей у него никаких не было.

Пока не стемнело, он оделся и поехал вдоль рва посмотреть, что и как — где надобен ремонт для палисадов, где колья поставить, где ров углубить. С ним были старшие офицеры. Солдаты растащили принесённые врагом фашины и доски на дрова, палисады во многом были целы; если не считать южной части лагеря, где держали оборону люди Циммера, то всё вроде было и неплохо. Когда он был у северного холма, там, где днём стояли Рене и Роха, по нему и по его знамени стали стрелять вражеские пушки. Пороха у них было вдоволь.

— Орудия они отсюда так и не убрали, — заметил Рене. — Наверное, следующий штурм так же начнут.

Это было очевидно. Если ван дер Пильс начнёт второй штурм, пушки отсюда убирать нет смысла.

— Полковник Рене, палисады восстановите, — распорядился генерал.

— Так они не позволят, будут бить из пушек по людям.

— Так ночью работайте, — раздражённо рыкнул Волков.

Но в принципе он понимал, что Рене был прав, при следующем штурме палисады разобьют значительно быстрее. И Рене уже не отстоится, как сегодня. Тут бахнула одна из пушек еретиков, и через несколько мгновений с шипением прилетело ядро и ударило в землю в десятке шагов от офицеров.

— Надобно убраться отсюда, — сказал Роха. — Генерал, в вас целят.

Так и было. Офицеры поехали за холм, от греха подальше.

— Пушки так оставлять нельзя, — вдруг заметил майор Пруфф.

Был он на своём маленьком меринке, ехал сзади, но генерал сразу его услыхал, остановился и спросил:

— Что значит оставлять? Вы про что говорите, майор?

— Беспечно так оставлять пушки на открытых позициях, — объяснял старый артиллерист. — Ни рва, ни рогаток вокруг, пехоту к ним в охранение приставили, так те у леса костры развели, видно, там, у костров, ночевать будут, а не у пушек.

— Так и что? — не понимал Рене. — Если даже и вылазка будет, пушки-то не утащить. Там охраны пять сотен людей. Не дадут!

— Утащить не дадут, но заклепать-то орудия можно.

— Заклепать? — барон заинтересовался. — Это как?

— Забить запальные отверстия, — объяснил Пруфф, — железные гвозди для того весьма подходящи — или медный прут. Хотя медь они могут рассверлить, если на то есть у них мастера и инструменты, но если вбить в запал железо, да вбить хорошо, то придётся им помучиться, а может, и везти пушку к мастеру.

— То есть можно так испортить им пушки, что их придётся везти к мастерам? — уточнил генерал.

— Конечно, — подтвердил майор.

— Дорфус?! — Волков стал озираться. И нашёл офицера. — Дорфус, вы слыхали, что говорит майор?

— Да, господин генерал, я как раз хотел вам сказать, что ротмистр Нейман придёт к вашему шатру говорить о вылазке, там господин майор Пруфф всё ему и объяснит.

Волков загорелся этой идеей. Она дала ему надежду. Если восстановить палисады, а пушки еретиков попортить, то при следующем штурме Рене нужно будет намного меньше людей.

— Не будем тянуть. Хенрик, пошлите кого-нибудь за ротмистром Нейманом, пусть идёт ко мне немедля.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 23

⠀⠀

Когда Нейман пришёл, его уже ждали. Волков думал, что ротмистра придётся заинтересовывать, но тот сразу согласился, даже не попросив для себя лично серебра.

— Только людям моим обещайте по пять монет и что всех, кто со мной пойдёт, не будут гонять на работы. Ни днём, ни ночью.

— Деньги вам будут, — сказал генерал, у него ещё было своё серебро. — И тех, кто пойдёт с вами, на работы не будут брать три дня.

На том и договорились; после Нейман с Пруффом ушли, артиллерист повёл ротмистра к пушкам, чтобы показать тому, как надо заклёпывать запальные отверстия. Волков же понял, что эту ночь спать он будет мало. Просто не уснёт, пока Нейман и его люди не вернутся с дела.

Уже стемнело,