Варю кофе. Разливаю их в бумажные стаканчики и ставлю на стол. Самостоятельность самостоятельностью, но мыть посуду я все-таки ненавижу.

Аверченко уезжает практически сразу же после приезда Бессонова, я так и не успеваю его расспросить в полной мере про Марью.

До дрожи хочу ее увидеть…

– Я сумел убедить следователя сместить фокус, – говорит Бессонов, делая глоток кофе. Он тактично не комментирует, почему я его налил в бумажный стаканчик.

– На что? – с энтузиазмом подаюсь вперед. Раскрываю лежащую на столе папку с лично проведенным расследованием и показываю на договор субаренды. Мне потребовалось много времени, но я все-таки его нашел. Благо, в моей компании без оцифровки не подписывается ни одного документа.

Конечно, оцифровку тоже можно удалить, но у нее всегда будут следы. Что и вышло.

Я мучительно долго шел по этому следу.

Бессонов берет в руки скан документа, изучает его и довольно ухмыляется.

– Все-таки откопал, – произносит, не скрывая эмоций.

– Я же сказал, что сделаю это, – говорю твердо. Ради скорой встречи с Марьей и не на такое пойду!

Как же ты там, моя любимая девочка…

– Не против, если я заберу? – спрашивает и, не дожидаясь ответа, убирает к себе в портфель.

– Бери все, – протягиваю ему папку с найденными документами.

Уверен, следаки откопали многое, но полную картинку так и не смогли рассмотреть. Теперь у них есть шанс найти реальных виновных.

А у меня, наконец, будет возможность обнять свою любимую женщину. Я без нее уже не могу.

Подыхаю от тоски.

– Через сколько с меня снимут все обвинения? – спрашиваю у Бессонова прямо.

Он хмурится, смотрит на меня исподлобья, но ничего не говорит. Молча пьет сваренный мною кофе.

Ситуация дерьмо.

Настроение падает гораздо ниже, чем плинтус.

– Слав, – произношу серьезным тоном. Я вкладываю в него все свои эмоции и больше не прячу боль. Допрятался уже, похрен.

Бессонов не сводит с меня взгляда, но по-прежнему молчит. Лишь бровь приподнимает, показывая свой интерес к разговору.

– Вы должны устроить мою встречу с Марьей, – заявляю ультимативно.

При моих словах у него обе брови взлетают вверх, стаканчик с кофе возвращается на стол.

– С чего это? – ухмыляется в ожидании ответа. – Неужто соскучился?

Он прекрасно знает, как сильно меня ломает, но продолжает откровенно измываться надо мной.

Я в таком отчаянии, что молча все издевки проглатываю.

– Нет. Не соскучился. Я в полном отчаянии, – впервые вслух признаю. – Не могу больше терпеть. Если не увижу Марью, то весь наш план полетит к чертям собачьим. Я сорвусь. Сорвусь! Понимаешь?

Бессонов пристально смотрит на меня и молчит. Идет время, а он все продолжает исследовать.

Внутри меня кипит злость. Она от бессилия.

Я никогда никому не покорялся, но теперь жизнь меня ломает и заставляет прогнуться под себя. Если бы не любовь к Марье и необходимость быть с ней рядом, я б точно сломался.

А тут пришлось учиться прогибаться.

– Ты согласен подключить еще одного человека? – с нечитаемым выражением лица задает вопрос. Откинувшись на спинку стула, по-прежнему зрительный контакт не разрывает.

– Кого? – спрашиваю и заранее понимаю, как сильно мне не понравится ответ.

Но ни при каком из раскладов я не ожидал услышать то, что услышал.

– Петр, – тоном, каким сообщают сенсацию, произносит Слава. – Коновалов, – добивает меня бетонной плитой. Накрывает разом.

Подскакиваю с места, в ярости едва не разношу дом. От необдуманного поступка удерживает лишь необходимость потом самому убираться.

– Нет! – говорю глухо. – Нет! – повышаю голос. – Ни за что!

– Почему? – интересуется Слава с ухмылкой.

Разворачиваюсь и одариваю его убийственным взглядом, моей энергетикой можно словно взрывной волной с ног сбивать. Бессонову просто везет, что сидит на стуле.

– Он служивый! – произношу на повышенных. – Его нельзя привлекать!

– За Марьей слежка, – режет зло. – Ее брат единственный, кто не вызовет подозрения, – парирует.

Глава 40. Марья

– Петь, куда ты меня везешь? – спрашиваю, понимая, что мы проехали мимо очередного торгового центра.

– В магазин, – с невозмутимым видом говорит брат, продолжая давить на газ.

– В какой? – искренне недоумеваю.

Петя сегодня ведет себя очень странно. Он совершенно не похож на себя.

Сначала брат без предупреждения заезжает за мной на работу и, не спросив моего мнения, отпрашивает у начальства. Затем зачем-то надевает на голову бейсболку, которую в принципе никогда не носит, и везет меня в непонятный торговый центр.

– Скоро увидишь, – произносит, стреляя взглядом по зеркалам заднего вида.

Понятия не имею, чего Петя добивается и что там хочет увидеть, но после этого он делает несколько крутых маневров, обгоняет “шашечками” три машины и как ни в чем не бывало возвращается в свой ряд.

Визжу от страха. Нервы ни к черту.

– Петя! – кричу, одной рукой хватаясь за ручку, а второй упираясь в автомобильную торпеду. Страх пробирает до костей.

Даже малыш затаился и не двигается. Видимо, тоже перепугался, он ведь уже большой и все слышит, все понимает.

И вредничает, до последнего не показывая свой пол.

Во все предыдущие разы, что мы смотрели, были разные результаты. Степан предложил сдать кровь и по ней узнать пол, но я отказалась. Демьяна уже не было со мной.

Раз малыш не хочет показывать, кто он - мальчик или девочка, то пусть будет сюрприз.

– Все под контролем, панику не гоним, – цитирует старую песню брат и, подмигнув, снова приступает к экстремальной езде.

– Петя! Дурак! Прекрати! – кричу, вжимаясь в спинку кресла. – Я ж сейчас рожу от страха! – пугаю его.

Конечно, понимаю, мой брат СОБРовец и у него действительно все под контролем, но, блин, не до такой же степени. Я глубоко беременная девушка и со мной нужно быть как никогда аккуратным.

– Не кипишуй, – вновь заявляет полушутя.

Едва мы возвращаемся к нормальной езде, то я, не удержавшись, ударяю его кулаком в плечо.

– Вообще-то больно, – морщится брат.

– Будешь знать, как пугать беременную сестру, – фыркаю. – Радуйся, что Демьян не узнает об этом. Он с тебя три шкуры сдерет.

При упоминании Демьяна мне становится как никогда грустно. Я безумно по нему скучаю.

Наш дом стал без него пустым,