Я все еще иногда не верю, что все происходящее со мной — реальность, но, кажется, это и правда она. Я живу свою лучшую жизнь, каждый момент в ней наполнен счастьем. Это точно та самая белая полоса после череды черных. У меня прекрасная семья и замечательная работа, друзья, хобби (я начала увлекаться рисованием и у меня довольно неплохо получается), да в целом все, что у меня есть сейчас — прекрасно.

Кроме чертовой поясницы.

Серьезно, она болит третий день и я не могу понять, то ли я резко постарела, то ли где-то дернула, но совсем не помню где.

Из-за этой дурацкой боли все оставшееся время я ерзаю на стуле во время совещания и пытаюсь найти более удобное положение, искренне надеясь, что я не привлекаю всеобщее внимание. В любом случае оставшиеся сорок минут я чувствую себя не очень комфортно, и с облегчением выдыхаю, только когда совещание заканчивается и я встаю со своего места, прогибаясь, чтобы хоть немного облегчить неприятные ощущения.

Костя оказывается рядом через полторы секунды, и пока все выходят из кабинета, он уже прижимает меня к себе и смотрит в глаза очень обеспокоенным взглядом.

Кстати — открытие года. Костя оказался гипер-тревожным человеком, при условии, если дело касается моего или Макса здоровья. Это ужас! На любую царапину он готов ехать в больницу, волнуется обо всем порой с огромным перебором.

Я его, конечно, за эту заботу о нас еще сильнее люблю, но порой хочется стукнуть его по лбу.

— Что случилось? — спрашивает он сразу же, притягивая меня к себе и целуя в лоб.

— Поясница снова тянет, ничего страшного, — отмахиваюсь.

— Света, уже несерьезно, поехали ко врачу! А вдруг тебе нужно какое-то лечение? А мы сидим!

— Костя, это просто поясница. Скорее всего где-то продуло. Все, что мне нужно — купить мазь. Заедем после работы в аптеку?

— Ты уверена? — хмурится. Ему дай волю, я через полчаса буду лежать на столе у травматолога.

— Я уверена. Помажем и все пройдет. А теперь пошли работать, у нас не так много времени осталось, — целую его в щеку, подталкивая к выходу из кабинета. Мы не задерживаемся на работе. Никогда. Вообще. Это наш принцип – успевать все за рабочий день, потому что мы должны забирать Макса из детского сада и делаем мы это всегда вместе. Потом вместе едем домой или куда-нибудь гулять, но никогда по одиночке. Исключения: какие-то форс мажоры, но это бывает совсем редко.

Костя еще несколько раз смотрит на меня так, словно я его обманываю и от боли в пояснице могу замертво прямо тут упасть, но я целую его еще раз и быстро сбегаю, пока он и правда не утащил меня ко врачу. Сумасшедший человек.

Ну, болит и болит… И не то чтобы прям болит! Скорее, тянет и ноет. Пройдет. Но за мазью и правда нужно будет заехать.

Возвращаюсь к себе, сначала хвалю весь отдел за плодотворную работу, потом скрываюсь в кабинете, к которому я уже нереально привыкла и который люблю всем сердцем. Всего год назад боялась, как огня, и его, и новой должности, и того, что не справлюсь, а сегодня мы показываем результаты моей дружной командой и готовимся показать еще лучшие в следующем году.

До конца рабочего дня всего час, беру себе пару задач, потихоньку начинаю переносить отчетность из презентации в документы, когда в мой кабинет врывается моя лучшая подруга с шоколадным тортом в руках.

— Скажи, что хотя бы ты меня не выгонишь, а то эти занятые мужики там у себя зарылись с головой в работу и совсем меня не замечают, — надувает она губы и жалобно на меня смотрит. В жизни не поверю, что Илья прямо ее не замечал, но она на седьмом месяце и очень эмоциональная, поэтому ей я прощаю все.

— Садись, я чайник поставлю, — улыбаюсь ей и она радуется, оставляя тортик на столе и присаживаясь на диванчик, блаженно постанывая.

— Боже, как хорошо… Как я давно мечтала об этом диване! — она обожает диван в моем кабинете, потому что сидя на нем у нее не болит спина. — Я уже устала от этой тянущей боли в пояснице, когда она закончится, а? На первых сроках беременности она болела из-за самого факта беременности, теперь она болит из-за тяжелого живота, а потом, если верить тебе, она еще и во время родов болит! Это все несерьезно, я с этой болью мучаюсь все семь месяцев, — хнычет она, поглаживая круглый живот, внутри которого растет будущая крестница Кости. Мы решили так — Арина крестина Макса, а Костя покрестит их дочь.

“На первых сроках беременности она болела из-за самого факта беременности”, — прокручиваю в голове эту фразу и зависаю над столом с двумя кружками в руках, пытаясь понять, что я только что услышала, а еще вспомнить, была ли у меня такая же проблема, когда я носила Макса.

Я не помню.. У меня было столько забот, что я просто не помню такой мелочи.

— Свет, ты чего? — спрашивает Арина, глядя на меня. А я чего? А я не знаю, чего я. — Все хорошо?

— Да, я… спина тоже болит, — отмахиваюсь. — Третий день уже.

— Ты тоже беременна? — хихикает она, а потом тут же ее выражение лица меняется на шоковое, когда она видит мою реакцию: — Ты беременна?!

— Не кричи! Я не знаю. Признаков ноль. Кажется. Просто болит спина, продуло, наверное.

— Ты точно уверена? — спрашивает осторожно.

А я уверена? А я не уверена. Мы не то чтобы с Костей уже занялись зачатие второго ребенка, но пару раз осечки были, потому что в пылу страсти забыть про презерватив с этим мужчиной очень легко. Но такое было несколько раз в течение года и ни разу не заканчивалось беременностью, так что вряд ли. Просто продуло, это наверное больше похоже на правду.

— Не знаю, —