бередило память, настойчиво заставляя вспомнить то, что никак не осознавалось. Ощущение, похожее на то, когда хочешь поймать остатки яркого сна, ускользающего при пробуждении, но уже точно не можешь сказать, о чем был этот сон и был ли вообще – осталась лишь дымка волнительных чувств, которые больше не суждено пережить.
Возможно, аромат смешавшихся в воздухе парфюмов заставлял Анну думать обо всем этом. Она не была уверена ни в чем, а потому предпочла выйти из этого состояния, как учила ее подруга – сконцентрировавшись на том, что видит вокруг. Детали замысловатых платьев и авангардность костюмов, особые характерные отличия каждой из улыбок, посылаемых ей по случаю знакомства, украшения и макияж, изысканная сервировка шведского стола, расположившегося вдоль стен. В конце концов, пузырьки шампанского в хрустальном бокале, предложенном ей на подносе подоспевшим официантом. Все это имело вес сейчас, только это все и было настоящим.
Публика и впрямь собралась интересная: от лиц, которые часто мелькали на страницах передовых газет, до бродяги, которого Анна, кажется, видела пару раз в парке с гитарой наперевес. И все они непринужденно общались, то собираясь в кучки, то расходясь на пары или тройки – распадались, чтобы слиться вновь. И никто никого не сторонился. Никакого снобизма, подчеркнутого пренебрежения, превосходства не наблюдалось и в помине. Это было одним из главных условий, чтобы попасть сюда. А спрос оказался необыкновенно велик, и с каждым разом круг посвященных все увеличивался.
– На следующий год подумываю организовать все это безобразие на загородной вилле. Там места на порядок больше. В этот раз пришлось отказать некоторым, чтобы остальным было комфортно. Да, мероприятие набирает обороты. Я доволен, очень доволен. О, Брин, дружище, сто лет, сто зим! Дамы, с вашего позволения. – Стэнли весьма галантно откланявшись, покинул Анну и Хелен, направляясь с распростертыми объятиями к какому-то рыжему усатому господину с улыбкой, как у чеширского кота. Они обнялись и двинулись к столам, что-то оживленно обсуждая.
– Иден, не тушуйся, как видишь, тут все свои. О, подожди-ка, подожди-ка, кажется, это Джордж, да, точно, он! Иден, детка, подожди меня тут немного, мне давно надо обсудить с ним одну вещь, а я все не могу нигде перехватить этого неуловимого Джо. Вот ты и попался, дружочек.
Хелен начала просачиваться сквозь толпу и вскоре исчезла из вида в этом людском море. Анна осталась стоять на месте, такое количество людей смущало ее. Все о чем-то общались друг с другом, смеялись, а на нее никто не обращал внимания, сама же она не была из тех, кто свободно заводит диалог с незнакомцами по собственной инициативе. Хелен все не возвращалась, Анна вдруг почувствовала себя совершенно одинокой, ей захотелось сбежать с этого праздника жизни, где она была явно лишней. И только девушка собралась отправиться на поиски Кристофера, чтобы забрать его и уехать домой, как вдруг прямо над ухом прозвучал мужской голос, который впечатался в ее память навсегда. От низкого мягкого звучания по ее телу прошла незнакомая ей прежде дрожь.
Анна повернулась и уткнулась в мужскую грудь, обтянутую белым свитером с высоким горлом, подняла голову вверх и… пропала. Прямо на нее смотрели два зеленых глаза с веселым прищуром. Высокий лоб интеллектуала, на который падали непокорные светлые кудри (будто перед ней возник сам красавец Купидон), аккуратный прямой нос, тонкие губы в сдержанной полуулыбке и широкий мужественный подбородок – лицо мужчины было словно срисовано с древнегреческой статуи. Анна невольно опустила глаза ниже. И на секунду у нее перехватило дыхание от эстетического удовольствия. Невероятно развитое, спортивное, пропорциональное, здоровое тело: мышцы широких плеч и груди, рельеф сильных рук просматривались сквозь свитер, светлые брюки облегали узкий таз и такие же рельефные бедра длинных ног. Он был высок, даже очень, метра под два. И красив, как бог.
Годами Анна видела перед собой только тщедушное, тощее и болезненное, будто недоразвитое тело своего мужа, который любому спорту предпочитал валяние на диване, мужа, который был не намного выше ее. Неопрятный, неприятный… никакой. А этот мужчина поражал безупречным сложением и гармоничностью всего, куда бы ни упал взгляд. Говорят, мужчины раздевают женщину глазами. Но нигде не упоминается, как то же делает женщина. А ведь это так. Если она наделена безупречным вкусом и тягой к прекрасному, то мысленно разденет мужчину, пришедшегося ей по нраву. То, что надежно скрыто под одеждами, она невольно дорисует в своем воображении, и часто набросок будет идеальнее оригинала, со слегка преувеличенными возможностями, а оттого еще более желанный.
– Пойдемте в сад, нам обоим следует немного остыть, воздух между нами, кажется, раскалился до предела. – Низкий голос вывел Анну из транса.
Все это время, разглядывая незнакомца, она не замечала, что и он наслаждался ее красотой. Он протянул ей руку, она покорно вложила в нее свою, и они начали пробираться сквозь толпу. Народ расступался перед ним без промедления, каждый желал поздороваться или что-то сказать, женщины смотрели на него с обожанием, мужчины – с уважением. Некоторым он сдержанно кивал, с некоторыми успевал, не останавливаясь, перекинуться парой остроумных фраз, но в каждом чувствовалась любовь к этому большому человеку. Он деликатно сопровождал Анну, закрывая ее собой от других, и она впервые ощутила себя такой женственной, такой защищенной. Наконец они добрались до двери и скрылись за ней, оказавшись в непривычной тишине. Пройдя по длинному коридору из стеклянных стен и такого же потолка, сквозь которые просматривалась буйная красочность экзотического сада, они наконец вышли под открытое небо, и свежий воздух вернул им немного рассудка.
– Подожди меня здесь. – Как легко он высказал просьбу, не узнав даже ее имени.
Анна осталась одна в этой смеси ароматов уже увядающих цветов и красочных растений, а также живых звуков дневных птиц и вечерних сверчков. Но это одиночество наедине с собой ее не тяготило. Оно ей было привычно и радостно, в отличие от одиночества среди толпы, откуда ей хотелось бежать. На ее плечи опустилась нежность кашемирового пледа – незнакомец вернулся с заботой о ней.
– Так-то лучше. – Он посмотрел на нее лучистой зеленью глаз, глубина которых, казалась бесконечной, дна не достанешь, сколько ни ныряй. Небрежным жестом откинул кудри назад.
– Здесь хорошо, – сказала Анна. – Этого спокойствия мне и не хватало.
Девушка не могла оторвать взгляда от неба, горизонт которого уже начинал подкрашиваться предзакатным солнцем.
– Не скучать среди людей – особое искусство. И я вряд ли когда-то его освою, – отозвался он. Этот голос. Ну почему он завораживает Анну, словно звук чарующей виолончели.
– А со стороны