— Ну, на псарни да на охотничьи парки он весь доход Винцлау никак потратить не мог, — уверен Волков. — Так что завтра первым делом просите казначея к себе и потребуйте пять тысяч талеров, вам они надобны на приготовления к свадьбе, и это ещё не много будет. Так что пусть сыщет. А не сыщет… — тут он делает паузу, — скажет, что денег нет, так вы просите у него отчёт по расходам. С балансом.

— С балансом? Отчёт по расходам? — удивляется принцесса. — Так я в нём ничего не пойму.

— А вы и понимать в нём не будете. Вам его, скорее всего, никогда и не дадут в руки, не покажут даже. Сошлются на женское скудоумие. Дескать, не женское это дело — цифры считать.

— Вот и я про то вам говорю, — продолжает маркграфиня. — Не смыслят женщины в цифрах.

— Как правило, — соглашается с ней генерал; он отщипывает себе кусочек хлеба от красивого каравая и опять вспоминает госпожу Ланге, — но у меня есть знакомая дама, которой епископ Малена хочет доверить казну на строительство нового храма, потому что она казну не разворует и считает не хуже вашего казначея, — и пока маркграфиня удивляется, он продолжает: — И жених ваш по молодости лет тоже не сможет понять в казначейских бумагах ничего, но с ним люди приедут опытные, они-то разберутся. Хотя и не сразу. Но разберутся, разберутся во всём. Может, поэтому ваш канцлер и хочет выдать вас замуж за местного. Местный ничего ворошить не будет. С ним они договорятся.

— Им и договариваться не придётся, — уверенно заявляет принцесса, подтверждая догадки генерала о местном женихе. И с вздохом продолжает: — Значит, завтра с утра надобно звать к себе казначея Амциллера и просить у него пять тысяч талеров.

— На новый гардероб для вас и ваших… ну, к примеру… на новые одежды для лакеев в цветах дома Винцлау, для вашего выезда. Вам самой нужно бы иметь новые платья к торжеству. Платья, рубахи, шляпки, чулки, шубы… Всё, что нужно женщине. И на это нужны деньги, а может быть, ещё и карету новую придётся прикупить, шестёрку лошадей отменных…. Не на меринах же вам ехать к алтарю. В общем, денег нужно много, но скажите ему, что для начала пусть приготовит пять тысяч.

— Хорошо, — она снова вздыхает, как будто уже готовится к нелёгкому разговору. — Потребую из казны денег.

— Но это ещё не всё, — вдруг говорит ей генерал и смеётся, видя, как меняется лицо женщины от такой вести: не всё? Это ещё не всё? А что же ещё надобно мне сделать?

— Не забудьте завтра же вызвать кастеляна, пусть принесёт вам опись ваших драгоценностей, и потом — обязательно потребуйте, чтобы он начал розыск вашего платья и что там ещё у вас пропало, пусть учинит розыск обязательно.

— Приказать разыскать платье? — чуть растерянно переспросила маркграфиня.

— Конечно! — воскликнул генерал. — У вас в доме воры, берут ваше, да потом ещё отпираться смеют, в глаза вам глядя. То уже не просто воровство, а неуважение. Хамство! А допускать от холопа открытое хамство — глупость, верная погибель.

— Хорошо, я попрошу кастеляна учинить розыск, — соглашается Её Высочество.

— Нет, не просите, а требуйте. Настаивайте на том твёрдо. Не ругайтесь, не кричите, а просто требуйте найти либо платье, либо вора. А иначе… — он был на сей раз серьёзен. — Иначе пообещайте ему отставки неминуемой.

— Отставки? — она снова сомневалась. — Уж не знаю, граф его нанимал, это какой-то родственник его, что ли, решит ли он его выгнать… Уж не знаю.

— Обещайте ему отставку непременно. А уж будет ли за него ваш граф Вергель хлопотать, ещё посмотрим.

— Да? — она снова собирается с духом. И кивает потом головой.

— Да, да, — подбадривает её генерал. Берёт с блюда сам, без лакея, еще кусок вырезки, кладёт его себе в тарелку. Добавляет соуса. Признаться, проголодался опять: ужин-то длится всё и длится. Отламывает кусок от целого каравая, и вдруг снова ввергает её в изумление и в испуг следующей фразой: — А ещё, позовите к себе и прокурора вашего.

— Ещё и прокурора? — кажется, она, даже не приступив к делам, уже сдаётся, и генерал тут думает, что в замке колдунов, когда ей действительно угрожала опасность, духу в ней было поболее.

— Кавалер Альбрехт и другие достойные господа погибли вам в услужении, — напоминает ей генерал. — И одно дело погибнуть с честью на поле боя, и совсем дело другое — погибнуть от подлой измены, — он видит, что принцесса его не понимает и продолжает: — Требуйте от прокурора учинить розыск этой вашей товарки, как её там звали… Ди Армичи, кажется?

— Ди Армачи, — поправляет его маркграфиня.

— Да, её; и того кавалера из вашей свиты, что с нею из паломничества вернулся живой, тоже разыскать… Как его там граф называл? — продолжал вспоминать барон.

— Она вернулась сюда с Гейбницем, — напомнила ему принцесса. И вот теперь в её голосе он услыхал как раз то, что и хотел услышать. А именно злость, а может, и ненависть.

— Именно, вот и его пусть найдут; и помните, Ваше Высочество, измена ни прощению, ни забвению не подлежит. Требуйте от прокурора найти обоих и устроить дознание. Я не удивлюсь, если многое интересное вы из того дознания выясните про дом свой и про людей своих. Помните, павшие за вас люди требуют отмщения. А другие люди, что вам служат, будут знать, что находятся под вашей защитой. Это укрепит их преданность.

— Как много я узнала за один только вечер с вами, — удивлялась принцесса, — как много, и мне всё это кажется делом вовсе не простым. Господь всемилостивейший, какой же завтра нелёгкий день у меня будет, — она опять смотрит на генерала. — И вы думаете, что всё это нужно мне начинать?

— Ну, только если вы хотите в доме своём быть хозяйкой, — объясняет женщине барон.

— Хочу, чтобы платья мои не воровали, — вдруг говорит она. — Хочу, чтобы челядь не огрызалась, — и, видя, как генерал кивает после каждой её фразы, спрашивает: — Думаете, господа канцлер и казначей, майордом опять же, будут противиться моей воле?

Тут Волков помолчал, немного подбирая понятные для женщины слова, но не нашёл таких и стал говорить, как умел:

— В воинском ремесле то называется выявлением позиции противника и набора его сил, — он опять видит, что она не понимает. — В общем, начиная все эти дела, завтра вы уже точно выясните, кто вам служить готов, а кто будет