— Вон у той старой бабы отнял, — отвечает солдат указывая на одну из женщин, самую взрослую. И тогда Волков продолжает:

— А это твои сыновья, дочери?

— Мои, — отвечает Бауэр.

— А ну-ка, ребята, — генерал указывает на самую молодую женщину. — Берите-ка вот эту, и за мной, — и сам идёт из конюшен на улицу.

— А-а-а!.. — девка заорала с перепуга, когда два солдата подхватили её под руки, подняли и потащили за командиром.

Её вытащили, а она едва не мертва от страха, трясётся аж, и то для генерала верный признак.

— Да не бойся ты, — говорит он, а сам рукой проводит её по щеке. — Ты просто ответь мне на один вопрос… И всё, бить тебя никто не будет, никто не будет мучать.

— Чего вам? Спрашивайте, — через силу выдыхает молодая женщина, а у самой ноги ватные, солдатам её держать приходится.

— Люди мои уехали, значит? — задаёт он первый вопрос.

— Уехали, господин, уехали, — отвечает она поспешно. — Собрались одним днём и уехали.

— А когда же это было?

— Так вчера, — почти сразу отвечала женщина.

— Вчера? — прикидывает Волков. — Может, им весть какая пришла? С чего бы им, меня не дождавшись, уехать?

— Так почём мне знать, господин? — почти хнычет она.

— То есть вчера уехали, ни слова не сказав: почему едут, куда?

— Ну, господин, мне ни слова не сказали, может, тестю, или мужу, — говорит женщина и, кажется, мечтает лишь о том, чтоб побыстрее закончить этот разговор.

— Ну хорошо, — Волков снова касается её щеки. — Посиди-ка тут.

И просит солдат привести следующую женщину.

— Ту, что в грязном, ведите.

И солдаты приводят ему следующую, эта уже и не молода, и одежда её грязна, видно, что она тут занимается самой тяжкой работой.

— Служишь здесь? — интересуется генерал.

— Батрачим мы с мужем на господина, — отвечает она.

— Задолжали, значит, Бауэру?

— Муж задолжал, — отвечает она.

— А где же он сам?

— Не знаю, — эта женщина ведёт себя намного спокойнее. Видно, ей нечего бояться. — Как люди ваши приехали, так я его не видела. Может, прячется от вас.

— А чего же ему от нас прятаться?

— Ну, вы люди военные, говорят, вы графский замок спалили, — она пожимает плечами. — Вот и боится вас. Мало ли…

— Ну ладно, — он понимающе кивает. — Скажи-ка мне, а когда мои люди отсюда уехали?

Она смотрит на него и не отвечает поначалу.

— Ну, что молчишь? — требует ответа барон. — Не помнишь, что ли?

— Ну так вы с графом отъехали, а они на следующее утро вроде тоже подались.

— На следующее утро? — уточняет генерал.

— Ну да, — нехотя соглашается батрачка. И тут же добавляет: — хотя я уже и не помню толком.

«Кто-то из баб врёт… Ну, или ошибается».

И тогда он снова идёт в конюшню и говорит тому солдату, который в руках держит ключи:

— Дай-ка взглянуть.

Солдат даёт ему связку ключей, и генерал, рассмотрев их, определяет: два ключа от замков навесных, один от большого замка дверного, а ещё два, видно, от сундуков.

— Так, значит, вот у этой вы ключи забрали? — он кивает на старуху.

— Да, господин, — отвечает солдат.

— А ну вставай, старая, — говорит ей Волков, — пойдём посмотрим твои сокровища.

Но женщина не шевелится, она словно не слышит его, и тогда генерал командует:

— Встряхните её. Чего она спит у вас?

— Не троньте её, — Бауэр, сидевший было и ко всему происходящему относящийся безучастно, вдруг попытался встать, но тут же получил в правый бок, под рёбра, хороший удар солдатского башмака, охнул, схватился за бок и замер на мгновение. Но когда солдаты стали хватать женщину под руки, он снова попытался встать, и стоявший сзади солдат врезал ему как следует, уже древком алебарды по затылку. Да с таким хорошим звуком, от которых у многих ёкнуло бы в животе. Могучий трактирщик повалился ничком, а с его затылка по серым от седины волосам бодрой струйкой потекла тёмная кровь, заливая доски пола конюшни.

— Ах ты… — только и выдохнул Бауэр.

— Дорфус, — распоряжается генерал. — Позовите ещё людей, обыщите весь трактир, тут должен быть ещё один человек, или, может найдёте что из моих вещей.

А солдаты уже волокли старуху, может, жену его, на улицу, а оттуда в дом, и Волков, идя рядом, спрашивал у неё:

— Ну, старая, говори, где твои сундуки. Да не молчи ты, всё равно найду.

Нет, она так и не заговорила, лишь таращилась на него и, как ни хлестали её солдаты по щекам, так ничего и не говорила. Пришлось барону самому осматривать комнаты, прежде чем он нашёл одну кладовую дверь, запертую на замок, к которому как раз подошёл ключ с вязанки.

— А ну-ка раздобудьте света, — просит генерал, отворяя дверь и замечая, что окно в кладовой маленькое и света даёт мало.

Пока солдаты искали лампу да пока её разжигали, Волков, поглядывая на остолбеневшую старую бабу, рассматривал сундуки. А их, как и ключей, было как раз два. Ещё тут было всего много, но больших ценностей не было. Наконец солдат принёс зажжённую лампу, и тогда генерал, чуть покопавшись с ключами, отпёр первый сундук. То был сундук с одеждами… И что же в нём лежало сверху?

Так дорогая шуба, чёрного меха на подкладке красного шёлка. Новая. Как раз взятая им с собой на всякий случай, если надо будет представляться перед графиней или вдруг в горах случится холод.

От того старуха и остолбенела, и стояла так у двери кладовой, застыв и не издавая ни звука; знала, сволочь, что хозяин сразу найдёт и признает свою вещь. А под шубой был его колет синей парчи и ещё один чёрного бархата. И чулки шёлковые синие. И туфли парадные, и другие прекрасные и дорогие его вещи. А под ними был всякий хлам, что носят люди простых сословий. Даже солдату, что держал лампу, всё стало ясно, и он, видя меха и парчу, разумно предположил:

— То не деревенские вещи, господин. Не по Сеньке шапка.

— Не по Сеньке, — согласился генерал.

Что тут говорить, Волков уже знал, что слуг его, Гюнтера и Томаса, эти твари скорее всего убили. Коней и карету отправили куда-то, продали. Он вздохнул, взглянул на старуху и стал отпирать второй сундук. И там тоже были его вещи. Его дорожная утварь. Серебряный кувшин для вина, серебряная посуда. Серебряная его цепь, дарованная герцогом Ребенрее. Таз и кувшин для омовений, медные, сделанные с большим искусством. А ещё набор для бритья. Его набор. Дальше