— Ну так есть у вас сердечный друг?

— Есть, — наконец отвечает генерал. Он не хотел ей врать. И потом добавляет: — Но в последнее время, кажется, этому другу я несколько наскучил, — и чтобы перевести разговор, спрашивает: — А у вас, Ваше Высочество, есть ли у вас подобный друг?

— Нет, — сообщает она. — У меня никого нет… И никогда не было. Меня воспитывали монахини в бережении чести, а потом меня выдали замуж, я замужем с четырнадцати лет. И мужа чтила, как меня монахини учили. И жили мы, как требует того добродетель.

— Ах вот как, — Волков сжал её руку. — Может, потому вы отказались разоблачаться нынешней ночью.

— Да, побоялась я, муж от меня ни разу не требовал, чтобы я сняла рубаху, — подтвердила принцесса. — Ни разу за все годы жизни.

«Ну, значит, страсть к ней его не сильно разжигала».

— Но вы же сами… Вы уже были передо мной без одежд, — напомнил женщине генерал с улыбкой.

— Но то в купальне, в купальнях все без одежд, — отвечала она, тоже улыбаясь. — Это другое. А тут, хоть и темно было, всё равно стыдно… Да и боязно… Вдруг кто заглянет в карету.

Волков тоже засмеялся, а потом взял и поцеловал её так же крепко, как целовал прошедшей ночью. И после сказал:

— Но вы мне обещали, что разоблачитесь в следующий раз.

— Как только попросите, — отвечала она, снова обнимая его руку и прижимаясь к его плечу щекой.

Он бы хотел снова её поцеловать, но тут слышит, как кто-то совсем рядом с каретой его спрашивает. Генерал откидывает занавеску с окна и хочет узнать, кто ему мешает насладиться губами такой приятной женщины, и видит солдата, который за цепь ведет с собою пленного Франца Гифлеора. И как только конвоир увидал в окошке командира, сразу заговорил, дёрнув с силой за цепь:

— Господин, вот этот вот одолел уже всех, вас добиваясь. Ноет и ноет, что вы ему свободу обещали.

— Ну, что тебе? — сразу спрашивает Волков у пленного.

— Господин, дозвольте цепь снять, — захныкал Франц Гифлеор, — всю шею порезал ошейник этот.

А у генерала настроение было хорошее. Обоз с серебром, так нужным ему, ласковая принцесса, так нужная его сюзерену. Что ж, он согласится выполнить своё обещание. Пленный все условия их договора вроде как исполнил.

— Дозволяю, снимай.

— Что же мне, самому, что ли? — заныл пленный.

— А что же ты думаешь, я с тебя цепь снимать буду? — смеётся генерал. — Я не кузнец, я только один способ знаю, как тебя от ошейника освободить: при помощи меча.

— Так вы меня отпускаете? — уточняет Франц Гифлеор.

— Убирайся, и не вздумай идти с нашим отрядом, — отвечает ему генерал, — а то, не приведи Господь, нас с тобой, подлецом, честные люди увидят.

— Иди уже, — конвойный пихает пленного. — Убирайся и молись за господина генерала, он милостив, другой бы тебя за злодеяния и четвертовать мог.

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Вид у Неймана был мрачный. Лишь увидев его во дворе трактира, генерал понял, что случилось нечто недоброе. И чтобы было тому всё ясно, капитан доложил командиру:

— Кареты вашей, господин генерал, тут нет. Вещей ваших нет. Коней ваших нет. И слуг ваших тут тоже нет.

Можно, конечно, было спрашивать у него что-то, удивляться и даже возмущаться, но Волков лишь осмотрел двор, на котором оставил свою дорогую карету со стёклами в дверях, с мягкими диванами, на которых так уютно дремать на дорожных кочках, так как его средство передвижения было по последнему слову каретной моды оснащено рессорами. И вот этой кареты на дворе не было. Было две телеги, и никаких карет. Естественно, генерал поинтересовался:

— А что на сей счёт говорит трактирщик?

— Врёт вор, говорит, что ваши слуги собрали вещи, запрягли коней и уехали день назад.

— День назад? — Волков прикинул. «Гюнтер вдруг решил завладеть моей каретой и моими вещами? Сбежать». Нет, Волков отмахнулся от такой мысли. Его слуги не могли уехать. Гюнтер был не таков.

— Надеюсь, вы взяли трактирщика? — спросил барон.

— Разумеется, господин генерал. И его взял, и всю его семейку, всех, кого нашёл тут. Все, как один, твердят одно и то же, даже бабы их. Говорят, уехали слуги ваши на вашей карете. Хотите поговорить с ними? Что с ними делать, и не знаю.

— Где они?

— Я их в конюшне держу, — отвечал капитан, указывая на строение с воротами, и направился к нему.

Волков, Дорфус и два солдата пошли за ним следом.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 42

⠀⠀

Три солдата из людей Неймана охраняли четырёх женщин и трёх мужчин, одного из которых генерал помнил.

— Тебя, кажется, зовут Бауэр, — Волков указал пальцем на крупного, сильного мужика, что сидел прямо на полу конюшни.

— Да, господин, — бурчал тот, даже не поворачивая головы к генералу. — Так меня зовут.

— И ты тут хозяин?

— Да, господин, — трактирщик опять не повернулся к нему.

— А я твой постоялец, был тут у тебя, дня четыре назад, — Волков прошёлся по конюшне, разглядывая лошадей.

— Я помню, господин.

— Помнишь, Бауэр? Это хорошо, — генерал обернулся к нему. — Я вот тоже помню, что оставил у тебя в конюшне четырёх коней под карету, кони были хорошие, а ещё двух коней под седло. Это были мои кони, я сам на них ездил, и стоили они по сто талеров каждый, — Волков не отрывал от трактирщика взгляда. — А теперь я своих коней что-то не вижу.

На это трактирщик ему ответил нехотя:

— Про то я уже сказал вашему человеку.

— А-а… Сказал, значит? — говорит генерал. Уже по поведению всех схваченных генерал понимал, что дело тут нечисто. Бабы были напуганы, а мужики все насупившиеся, мрачные. — А может, и мне скажешь, куда делись мои кони и моя карета?

— Люди ваши… — начал трактирщик и замолчал.

— Люди мои? И что же они сделали такого?

— Собрались да уехали, — бурчал Бауэр. Он так и не хотел смотреть на генерала.

— Уехали? И сундуки мои забрали, поди? — догадывается Волков.

— Всё забрали, — теперь трактирщик говорит так, словно огрызается.

— Без моего ведома уехали, — размышляет вслух генерал. — А куда подались, случайно не сказали тебе?

— Не сказали, — отвечает трактирщик. — Собрались в одночасье, да уехали.

— Эх, времена… — генерал словно размышляет. — Хороших слуг не сыскать. А найдёшь каких, так те, и пяти лет не прослужив, норовят обворовать своего господина, — он поднимает глаза и случайно замечает у одного из солдат Неймана в