«А все не так уж и плохо, – подхватывая зефир, подумал Глеб. – Никита старше, и переходный возраст никто не отменял… душевно сблизиться вряд ли бы они успели, так что шансы на удачу есть. – Он вспомнил, как натянуто Никита произнес «сводная», и сделал большой глоток чая. – Ну, подведем итог: родственных чувств нет, а вот какие имеются?.. Это пока остается загадкой».

– Кстати, Женя нас с Дашей приглашала на вечернее чаепитие. Будем рады прийти. И мы непременно принесем вкусный торт.

– Ну уж нет, – засмеялась Екатерина Петровна. – Никаких покупных тортов! Я сама испеку, и поверьте, мой торт вы будете вспоминать очень долго.

– Почему-то я даже не сомневаюсь в этом, – засмеялся в ответ Глеб.

– Выбирайте: «Чародейка», «Наполеон», «Прага». Или медовик?

– Медовик! Надеюсь, крем заварной?

– Да вы, как я погляжу, разбираетесь в кондитерской теме.

– Когда тебе никто не печет торты, а ты о них сильно мечтаешь, то… – Глеб развел руками и театрально вздохнул.

– Ох, Глеб, – с улыбкой покачала головой Екатерина Петровна, – знаете вы все дороги к женскому сердцу. Значит, будет наивкуснейший медовик.

– Тогда встречаемся завтра вечером?

– Да. В семь часов.

– Я передам Даше.

– Непременно. И пусть пока дверь в отель остается открытой.

Вернувшись в свой номер, Глеб некоторое время вальяжно прогуливался вокруг большого овального стола и улыбался. Все идет не так уж и плохо, и Никиту вполне можно зачислить в главные претенденты на руку и сердце Женьки. Почему в главные? Так других пока нет.

«Есть между ними какая-то нить… есть… я чувствую. Но вот как сильно она натянута? А то так и обрезаться можно. Кому-нибудь. Эй, Небесная канцелярия! – Глеб задрал голову к потолку. – Сигнализируйте, если я на верном пути. Мы же с вами одно общее дело делаем. Давайте. Одной короткой трещины рядом с люстрой будет вполне достаточно, чтобы я уловил ваше чуткое участие. Хотя, нет, милейшая Екатерина Петровна только-только сделала ремонт, не будем ей портить настроение».

Глеб вышел к лестнице, сбежал по ступенькам и шагнул на улицу. Миновав вторую входную дверь, он приблизился к крайнему окну и огляделся. Вечерний сумрак по-дружески прикрывал его, но… Ничего же не видно. Окна зашторены, и в этой части дома свет в основном погашен, горит или одна, или максимум две лампы…

Глеб достал мобильник, включил фонарик и отыскал на окне участок, подходящий для удовлетворения любопытства: всего лишь тонкая полоска, образовавшаяся из-за съехавшей шторы, но хоть так.

– Тайны-ы-ы, где вы-ы?.. Я жду вас, мои драгоценны-е-е, – тихо пропел Глеб и заглянул в окно.

Просторное помещение, колонна и… ничего более. Да, виден всего лишь маленький кусочек, но первый этаж пуст. Эту атмосферу тоски и ожидания перемен не спутаешь ни с чем, помещение не жилое.

«Женька, а это же наверняка твоя территория. Не хватает денег на ремонт? Или у тебя есть планы, которые ты собираешься реализовать в ближайшее время?»

Раздался звук подъезжающей машины, и Глеб мгновенно спрятался за угол дома. Он встал так, чтобы можно было осторожно наблюдать за происходящим.

Открылась одна дверца, затем другая. Взгляд выхватил сначала Женю, а затем незнакомого высокого парня.

– Завтра увидимся, – донесся мужской голос. – Я позвоню, как освобожусь.

– Хорошо, – долетел ответ Жени.

«Кажется, стало на одного принца больше… – Глеб отправил мобильник в задний карман шорт и попытался получше разглядеть парня. – Ну, по крайней мере, скучно не будет. Нам всем».

Глава 11

Англия

Первая половина XIX века

Шагнув за ворота Четтон-Уитона, Эмми остановилась и замерла. Не могло быть никаких сомнений, здесь жили и учились девочки, принадлежавшие к высшим слоям общества.

Идеальные дорожки разбегались в стороны, одинаковые кованые скамейки были окружены подстриженными кустарниками, вьющиеся растения тянулись вверх по изгородям, беседкам, стенам длинного темно-серого двухэтажного здания, где Эмми и предстояло провести ближайшие годы. Осенний сад уже начал терять свою роскошь, но все же был хорош, а оранжево-красные пятна листвы добавляли ему торжественности.

– Здесь очень красиво, – прошептала Эмми, надеясь на лучшее. Разве можно быть несчастной среди такой красоты?

Но уже через неделю иллюзии рассеялись и горькая правда сжала сердце. Четтон-Уитон являлся чем угодно, но только не милым местом, где любили детей и где царили доброта и справедливость. Все девочки действительно были из богатых семей и жили ни в чем не нуждаясь, но их четко делили на «Любимых» (тех, у кого имелись родители) и «Ненужных» (сирот или тех, у кого остался один родитель, который не слишком-то скучал по своей дочери). И наставницы делали все, чтобы возвысить первых и вырастить чувство вины и комплекс неполноценности у вторых.

«Но ты говорила, что будет лучше, если она превратится в послушную тень…» – вспоминала Эмми слова Хью и думала о том, что лучшего места для этого и не придумаешь.

Мисс Арчер оказалась высокой худой женщиной неопределенного возраста. Она носила исключительно серые платья и ежедневно делала одну и ту же прическу – тугой узел на макушке, украшенный узкой черной бархатной лентой. На своих занятиях она всегда держала в правой руке длинную деревянную линейку, которой с удовольствием била по рукам Ненужных. Первое время Эмми доставалось почти каждый день, и она даже не могла понять, за что. Перо лежит неровно, сутулая спина, дерзкий взгляд, фривольный локон, волос в тетради, слишком тихий голос, слишком громкий голос… Эмми не успевала запоминать собственные огрехи – линейка взлетала вверх и больно била по запястью или пальцам.

– Можешь даже не сомневаться, – прищурившись, однажды произнесла мисс Арчер, – твоя тетя будет довольна тем воспитанием, которое ты получишь в этих стенах.

Однако Эмми как раз сомневалась в этом, потому что по какой-то неведомой причине старания мисс Арчер не погружали ее в пучину отчаяния, а наоборот, рождали в душе стойкое желание держаться во что бы то ни стало. Но, конечно, временами бывало и тяжело, в такие моменты глаза наполнялись слезами, губы дрожали и сжимались, а сердце колотилось с удвоенной силой, отрицая черную несправедливость.

Из всех наставниц только одна была сдержанна, холодна и не выказывала интереса ни к Любимым, ни к Ненужным. Равнодушие мисс Пирси не знало границ, и, пожалуй, это было спасением. На ее занятиях получалось расслабиться и подумать о чем-то своем, что Эмми и делала. Она вспоминала бабушку, сочиняла хорошую жизнь для Габи, и заунывный урок мисс Пирси, посвященный очередному разделу географии, пролетал незаметно.

Жизнь в Четтон-Уитоне была однообразной. К Любимым приезжали родственники и довольно часто