Амулет — металлическая ажурная рамка с ладонь размером — искрился в полумраке. Фонтанж замялся. Он не любил хватать голыми руками заколдованные вещи — мало ли что… Обернув руку платком, он приложил рамку замку так, чтобы тот оказался в центре. Узоры на рамке ожили, и граф отдернул руку. Они оплели замок, проникли внутрь, и раздался слабый щелчок. Фонтанж промокнул лоб платком, открыл дверцу, и на пол с шорохом посыпались бумаги, свитки и папки.

Начальник Секрета Короля шарахнулся от неожиданности и тут же проклял бестолковость главы Палаты. Как можно держать важные документы в таком бардаке?! Хотя, с другой стороны — едва ли в этом хаосе кто-то заметит подмену… Но как тут найти эти чертовы эдициумы?

Задача оказалась нетривиальной. Спустя полчаса Фонтанж взмок, покрылся бумажной пылью, но ничего так и не нашел. В глубине души он всегда считал главу Палаты кретином, но не до такой же степени! Обшарив сейф на предмет двойного дна и скрытых ящиков, граф ничего не обнаружил, присел на краешек кресла и впал в задумчивость. Куда этот идиот мог задевать важные, определяющие судьбы монархии документы?

Фонтанж порылся в куче бумаг на столе и стал выдвигать ящики. В одном из них, среди счетов, исписанных черновиков и записок от портного он нашел богато инкрустированную книгу с массивными застежками. В нее были небрежно вложены два листа бумаги: один с подписями министров и придворных, свидетельствующих, что эдициум был предъявлен по всем правилам, а второй…

Фонтанж тщательно изучил подлинный эдициум, облегченно перевел дух и открыл крышку фонаря. Скомкал исторически значимый документ и подпалил его от голубоватого огонька. Ведьминское пламя сожрало бумагу быстро и бесшумно. Граф смахнул пепел под ковер, вложил подделку в книгу и убрал в ящик. Осталось вернуть окружающий беспорядок к прежнему виду и можно уходить. Теперь осталась последняя, самая сложная задача — подменить документ, который хранился у регента.

***

Странно, но после разговора с Фонтанжем Солерн gjчувствовал себя намного лучше. Конечно, не стоило так беседовать с начальником, но до чего же, черт возьми, приятно! Как будто принял бодрящее ведьминское зелье — не то, что бы жизнь заиграла новыми красками, но… Ги позволил себе короткий смешок под нос.

— Ну, ну, — ободряюще сказал Николетти, — сейчас не так много поводов для веселья, и мы можем просто постоять здесь, чтоб вы похохотали от души. Вы, я смотрю, проникаетесь духом свободы на глазах. Сколько лет этот человек попирал вас как личность?

— Перестаньте, — добродушно отозвался Солерн. — Это ничего не значит.

— О, думаете, он вам это забудет?

Ги знал, что нет, однако почему-то его это совсем не волновало. Были дела и поважнее.

— Нужно вернуться к Мосту Невинных. Попрошу Турвеля выделить нам бы небольшой эскорт.

— Сейчас? Зачем?

— Чтобы вы смогли отыскать след вашего дикого мастера. Вы же сможете?

— Я-то смогу, — сказал старик, пристально глядя на Солерна, — но сначала ответьте — кому вы собрались об этом докладывать?

— Пока никому, но когда мы найдем…

— Кому будет интересно это слушать? Регенту? Не смешите меня, у него сейчас есть более увлекательные занятия. Фонтанжу? А вы уверены, что ему можно доверять в смысле верности короне?

— Почему вы вообще все время об этом спрашиваете? — резко сказал дознаватель. Настроение стремительно испортилось.

— Если бы вы внимательно меня слушали, когда я говорил, что у мастеров есть строгие правила, преступать которые мы не имеем права, то поняли бы сами.

Солерн остановился. Темный дворцовый коридор — не лучшее место для погружения в тайны мастеров (потому что у стен Эксветена есть десятки ушей и глаз), но Ги должен был знать, прежде чем окажется у Моста Невинных, будет ли от Николетти польза.

— Как эти правила относятся к преследованию дикого мастера, помощь в котором вы сами у меня требовали?

— Я не требовал, а предложил обмен, но не суть. Как вы уже догадались, мы не можем делать все, что взбредет в голову. Например, выступать против действующей власти, и если вы намерены перейти на сторону бунтовщиков, то я не смогу вам помочь.

— Почему?! — вскричал Солерн в полном смятении. Он даже не знал, о чем именно спрашивает: с чего старик взял, что дознаватель хочет переметнуться, или почему мастерам не позволен бунт? В смысле, кто и как может им помешать?

— Почему что? — мягко спросил Николетти. — Почему мы не можем швырять булыжники в окна дворцов, даже если очень хочется? Вы в самом деле считаете, что таким, как мы, позволят существовать на воле, никак не ограничив наши… — он описал рукой круг над головой. — Наши особенности?

— Но любое правило и любой закон можно нарушить!

— Это не закон. Это узы, которые поэтапно налагаются на каждого мастера по мере обучения. Вот почему только дикий, необученный мастер может поддерживать бунтарей.

— Но кто их налагает? — подавленно спросил Солерн. Он достаточно долго общался с ведьмой, чтобы понять, о чем речь. Но он даже не догадывался о том, что проходят мастера во время обучения. В том, как спокойно Николетти говорил о своем невидимом ошейнике, было что-то жуткое. Как быстро человек привыкает так жить?

— Мастера-наставники. Мы должны служить, а не свергать.

— А что с вами будет, если вы нарушите эти правила?

Николетти засмеялся:

— Со мной? Вы определенно слишком добры для этой работы! Однако я все же должен знать: вы все еще трудитесь во благо законной власти?

— Да. Почему вы сомневаетесь?

— Ваш разговор с Фонтанжем наводит на некоторые мысли.

— Это наше личное дело. Оно никак не касается моей службы.

— Вы уверены? — вкрадчиво осведомился мастер. — Уверены, что господин граф все еще принимает решения в пользу короля? Судя по советам, которые он дает регенту, я уже несколько сомневаюсь. Хотя он и без советов ведет себя как кретин.

Дознаватель нахмурился и стал спускаться по