вошло в колею, но Антонина Михайловна всегда была недовольна. Рубашка на Игоре недостаточно свежа, еда недосолена, пыль на подоконнике уже пятый день, а сама я — неряха неряхой. Придирки эти больно кололись, но тут же забывались, потому что я любила Игоря и была готова терпеть вздорный характер свекрови ради него.
Через какое-то время у Антонины Михайловны появилась новая блажь, что сыну нужно во что бы то ни стало закончить университет в столице. Быстро подсуетилась, договорилась, проплатила и вот уже же мне, как прилежной супруге Игоря Данилова надлежит ехать с ним в Москву. И тут передо мной встал нелегкий выбор: поехать с любимым и бросить маму, либо пытаться как-то разорваться между двумя городами и при этом еще не забыть про собственное образование, ведь учебу в столице оплатили только для Игоря, но не для меня.
Я выбрала второе.
И это стало началом конца нашей недолгой семейной жизни.
Потому что я осталась здесь дома, а Игорь уехал в Москву, где жила Влада, которая очень быстро тогда подсуетилась.
Анализируя прошлое, я думаю о том, что жизнь сама сделала за меня выбор.
Любовь либо есть, либо ее нет.
Со стороны Игоря ее никогда не было. Потому что любимых не предают и не бросают один на один с тяготами жизненных обстоятельств. Он выбрал не меня, а себя и свое будущее, а я…
Я не могла поступить иначе.
Вскоре после нашего расставания с Игорем я узнала, что беременна. Разумеется, никто этому факту не обрадовался. Особенно семья Даниловых. Я и мой ребенок был для них теперь неприятной обузой, что тенью упадет на будущее Игоря.
Но мне было, четно говоря, плевать.
Я ухаживала за мамой, подрабатывала в санатории под крылом папы, ждала свою малышку и просто жила.
Беременность была сложной. Я ходила под постоянной угрозой. Берегла себя, как могла, но… не уберегла все же.
У отца тоже начались проблемы. Сначала на работе, а потом и со здоровьем. Областная комиссия обвинила его в нецелевом расходовании средств на нужны санатория и вскоре папу сняли с должности, поставив нового главврача. В последний рабочий день у отца случился сердечный приступ, увы, смертельный…
Тяжелое было время и казалось бы, что хуже уже и быть не могло, но мне тогда так только казалось…
Новый главврач, немолодой, уважаемый и глубоко женатый мужчина, очень помог нам с мамой с организацией похорон, выписал мне премию, но впоследствии оказалось, что помощь его была не бескорыстной. За нее он хотел получить особую благодарность.
В тот роковой вечер он вызвал меня к себе и начал как бы издалека. Утешал, уговаривал и гладил….гладил… Сначала по голове, как дочь, а после по губам, рукам, спине…
От шока, или морального и физического истощения я слабо сопротивлялась, а после он сам отскочил от меня, как черт от ладана, когда увидел кровь.
Много крови.
Сам вызвал скорую и пока ехали до больницы держал меня за руку, шепча:
— Ну, что же ты глупая не сказала… Я же не хотел… не хотел…
В больнице ко мне никто не приходил.
Отец в могиле.
Мама дома под присмотром соседки.
А Игорь в Москве был занят тем, что строил свою новую счастливую жизнь…
От него пришло лишь скупое сообщение: «Мне очень жаль, что так получилось. Я чем-то могу помочь? Мама привезет документы»
В ответ я просто заблокировала его номер.
Навсегда.
Меня выписали, и Антонина Михайловна действительно привезла документы и… деньги.
Моральную компенсацию.
По сей день жалею, что тогда приняла ее.
Нужно было поехать в Москву и швырнуть эти деньги Игорю в лицо, но… история не терпит сослагательного наклонения.
Что было, то прошло.
И лишь иногда воспоминания о былом портят мне настроение и отдаются тупой болью где-то глубоко внутри.
Вздыхаю глубоко свежий, морозный воздух и вместе с той болью выдыхаю.
— Что случилось пока меня не было три минуты? — на плечи ложатся уже знакомые и почти родные ладони.
Сердце начинает биться чаще, быстрее гоняя кровь и боль отступает.
Ей нет места в моей голове, когда рядом появляется Максим.
Этот большой и очень уверенный в себе мужчина обладает удивительной способностью — рядом с ним я чувствую себя в безопасности.
И это очень дорогого стоит.
— Все хорошо, — ластясь к нему точно кошка, отзываюсь в ответ.
Мне приятны его прикосновения.
Даже те простые, что не имеют под собой никакого особенного посыла.
Вероятно, это какая-то штука на чисто физико-химическом уровне.
Ведь как мы женщины определяем, что перед нами и есть тот самый особенный мужчина?
— Домой? — спрашивает он, — Натанцевалась?
— Вполне, — киваю я, чувствуя, как с непривычки гудят ноги на тонких каблуках.
В машине Макса снова тепло. Вероятно, опять прогревал заранее, чтобы я села уже на теплое местечко. Эта маленькая забота приводит меня в невероятный восторг.
Никто обо мне так не заботился…
Только родители.
Что это? Комплекс такой?
Я же не маленькая девочка.
А если ли смысл в этом самокопании, поиске причинно-следственных связей, если наши желания с конкретно этим мужчиной совпадают? Ему приятно греть для меня машину, а мне принимать от это эти маленькие знаки внимания.
По дороге до дома мои глаза откровенно начинают слипаться. Слишком много было впечатлений на сегодня.
— Так! Не спать! — глядя как я клюю носом, весело командует Макс.
— Это еще почему? — бормочу с сонной улыбкой.
— А как же целоваться?!
— М-м-м-м.
— Под луной?!
— Угу-м-м-м.
— Что? Совсем не хочется?
— Хочется…
И мы на самом деле целуемся.
Правда не под луной, а в теплой машине.
И это так будоражит кровь, что я подумываю о том, чтобы пригласить Максима остаться.