Я сжал малахириум в кулаке. И в тот же миг в меня хлынула сила.

Я почувствовал знакомое жжение от разливающегося по венам тепла. Поток магии был до того мощным, что пришлось ухватиться за комод — закружилась голова.

А когда кубик иссяк, я почувствовал себя всемогущим. Готов был хоть сейчас бежать, разыскивать и убивать Гробовщика. Причём мне для этого даже по лестнице спускаться не пришлось бы, сиганул бы в окно и спрыгнул с крыши на мостовую без малейшего вреда для организма!

Однако длилась эйфория недолго. Буквально через несколько мгновений после того, как впитал силу, я почувствовал, что она исчезает. Утекает неизвестно куда, словно вода в песок!

Силы становилось всё меньше — до тех пор, пока не осталась едва ли половина… Разочарование было столь велико, что я отчётливо услышал собственный зубовный скрежет.

«Во-первых, не „едва ли“, а ровно половина, — прокомментировал скрежет Захребетник, — мне лишнего не надо, нечего напраслину возводить. А во-вторых, почему это „неизвестно куда“? Очень даже известно!»

Если бы речь шла о человеке, я бы сказал, что при этих словах Захребетник сыто икнул. Да и в целом интонации изменились, так мог бы разговаривать с сыном-недорослем подвыпивший папаша, впавший вследствие выпитого в благодушное настроение.

Захребетник ухмыльнулся.

«Подвыпивший, значит? Ну, можно и так сказать. Хех!»

В глубине души я прекрасно понимал, что он всё сделал правильно. Захребетнику лучше знать, сколько магии кому из нас потребно и сколько силы я могу выпить разом без ущерба для себя. Моё разочарование было сродни детской обиде — думал, что кулёк с конфетами полон, а оказалось, что половина этих конфет пустые фантики.

Хотя вслух ни в чём подобном я, разумеется, не признался. Поводов для зазнайства у Захребетника и так более чем достаточно. Я молча убрал опустошённый малахириум в шкатулку и спрятал её в комод, бросив сверху стопку старых журналов.

«Да ладно тебе, не обижайся, — проворчал Захребетник. — Я бы и сам рад оставить больше, но что поделать — нельзя. Мал ты пока, не окреп. Оставь я силу полностью, ты уже и впрямь бы с крыши сиганул да побежал Гробовщика ловить. А выпил бы два кубика — вовсе решил бы, что летать можешь. Непременно бы попробовал, и уж этого твоё бренное тело точно бы не выдержало. А мне сейчас заняться больше нечем, только новую тушку для тебя создавать… В общем, ложись лучше спать, утро вечера мудренее. И на твоей улице грузовик с малахириумом ещё перевернётся, никуда не денется».

Я и сам чувствовал, что лечь спать — лучшее, что могу сейчас сделать. Нужно дать организму возможность спокойно адаптироваться.

Раздеваясь, спросил у Захребетника:

— И много ещё в городе таких кладов?

«Подожди, сейчас проверю по списку, — буркнул он. — Ты шутишь, Миша? Откуда же мне знать, сколько их? Искать надо, малахириум на дороге не валяется. И указатели по городу тоже почему-то не развешены. Где я, по-твоему, пропадаю, когда меня нет рядом?»

— Ищешь клады?

«Ну а что ещё?»

— Да кто тебя знает, что ещё, — проворчал я, укладываясь в постель. — От тебя чего угодно ожидать можно.

«Тоже верно».

Захребетник довольно усмехнулся.

* * *

Я отчего-то был уверен, что поручение, данное мне Мухиным, — расследовать, что не так с фальшивым малахириумом, — предоставит полный доступ к любым архивным документам. И явившись на следующий день на службу, первым делом направился в архив.

Как бы не так! Розалию Сигизмундовну и её милейший характер я, как выяснилось, сильно недооценил.

— И что же вам угодно? — дымя папиросой, осведомилась Баба-яга, когда я пришёл в архив.

Я терпеливо повторил, что мне угодно провести расследование, порученное Мухиным. Для чего необходимо изучить содержащиеся в архиве документы.

— А пгедписание у вас есть?

Розалия Сигизмундовна приподняла очки и посмотрела на меня так, будто впервые услышала о том, что я являюсь сотрудником Коллегии и в принципе имею право проводить расследования.

— Какое предписание?

— Заверенное господином Мухиным, газумеется. Хотя о чём я спгашиваю? Этому вашему бездельнику слово «погядок» попгосту неизвестно. Всё, что он умеет, это пгиходить сюда и устгаивать скандалы из-за каких-то якобы потегянных накладных!

«Бездельником» Розалия Сигизмундовна называла Саратовцева. Как она называет Мефодия, я не знал. Вероятнее всего, не называла никак, потому что Мефодий в архив не заглядывал. Со старой ведьмой он предпочитал не связываться, всеми способами старался перевалить это сомнительное удовольствие на других.

— Чтобы получить доступ к архивным документам, словесного приказа господина Мухина недостаточно, Михаил Дмитриевич, — услышал я нежный голосок Ангелины Прокофьевны. Она выглянула из-за стеллажей и сочувственно смотрела на меня. — Согласно циркуляру, вы должны иметь на руках предписание, заверенное его подписью. С указанием цели вашего поиска, характера документов, которые планируете изучать, а так же временного периода, в рамках которого находятся обозначенные документы. Объём у нас тут, как видите, немалый, и для того, чтобы вам помочь, мы должны понимать, что конкретно вас интересует. Не перекапывать же всё подряд, это займёт слишком много времени.

Ангелина мягко улыбнулась и повела рукой, указывая на бесконечные ряды стеллажей.

— Не «слишком много вгемени», а это попгосту немыслимо! — встряла Розалия Сигизмундовна. — Называйте вещи своими именами, моя догогая! У вас есть пгедписание, любезный? — Баба-яга ткнула в меня дымящейся папиросой.

— Нет.

— Так и чего же вы сюда явились? Если вам, молодому бездельнику, нечем больше заняться, это ещё не повод отвлекать от габоты взгослых серьёзных людей!

Меня так и тянуло съязвить, что настоящие молодые бездельники, например, Аркадий Теодорович Гржевицкий, на работу не являются вовсе. Наверняка потому, что находят для себя массу других серьёзных занятий. Но сдержался. После истории с Аркашкой Бабе-яге только повод дай устроить скандал, так я в архив вовсе никогда не попаду.

— Обратитесь к Константину Львовичу, — примирительно сказала Ангелина. — Он вам подскажет, как оформить предписание. Заверьте его у господина Мухина и приходите снова.

— Хорошо. Спасибо.

По лестнице я спускался, кипя от негодования. Мухин ведь словом не обмолвился о том, что для работы в архиве мне понадобится предписание! А