— Где полковник? — спрашивал генерал у людей, что ушли с Брюнхвальдом и теперь с радостью встречали тех, кто пришёл им на помощь.

— Он был в авангарде! — отвечали ему солдаты.

— С ним всё в порядке? — за генерала спрашивал Максимилиан.

— Мы из арьергарда, но, кажется, с ним всё в порядке.

И уже через несколько минут Волков увидел своего заместителя. Тот подъехал к генералу, и даже в свете лампы было видно, что его конь весь покрыт чёрными потёками. Животное было изранено. И Волков сразу спросил:

— Карл, вы не ранены?

— Бог меня хранил, но двух коней подо мной убили. Это последний из тех, что мы с собой взяли. Телеги с провиантом пришлось бросить.

— Убитые есть?

— Есть пара, но и из раненых ещё парочка до утра не дотянет.

Тут к ним подъехал Дорфус и сообщил:

— Всего раненых тринадцать.

— Много, — произнёс генерал. — Арбалетчики поусердствовали?

— Да, в основном они, в честном деле горожане не так опасны. Да ещё камни с домов кидали.

— Камни? — удивился Дорфус.

— Готовились заранее, — догадался генерал.

— Заранее, — согласился полковник. — Одного не пойму — как они угадали улицу, по которой я пошёл. Впрочем, мы им тоже врезали, побили немало их, и кто-то из мушкетёров ранил их капитана. Его звали Бухвальд. Чёртовы горожане причитать начали после залпа, едва не плакали: «Бухвальда ранили, капитана ранили». Потом мы взяли одного пленного, и он сказал, что всем делом руководил именно этот Бухвальд. Это он устроил нам засаду.

— Ну что ж, и получил по заслугам, — произнёс генерал и тут же спросил: — Но куда вы двигались, Карл? Вы ведь не пошли к цитадели. Вы свернули направо.

— К цитадели не пройти было, улицу завалили хламом и телегами, ощетинились пиками, их там под сотню было. И сзади тоже подошли. А улица та была узка, с крыш сыпались камни, арбалетами донимали крепко, это хорошо, что ещё темно было. Я велел лампы потушить, но всё равно нам доставалась. Клюге, ротмистр, сказал, что знает это место, и вспомнил, что здесь недалеко какой-то монастырь есть. Я телеги бросил, раненых и мёртвых взял и ушёл с той улицы через узенький переулок. Через дворы как-то выбрался.

— Вы молодец, полковник, — произнёс Волков. — Вы сделали всё правильно.

Брюнхвальд, кажется, усмехнулся; ночью при свете одной лампы его усмешку рассмотреть было нельзя, но барон прекрасно знал своего товарища. А потом полковник и говорит:

— Один из сержантов мне сказал, что молит Бога только об одном: о том, чтобы гонец наш до вас добрался. Говорит: только бы добежал, а уж как генерал прознает про наше дело, так придёт и эту шваль городскую пораскидает. Так что мы не сильно волновались.

Дело уже было закончено, раненых из отряда Брюнхвальда погрузили на телеги, можно было уходить. А может, даже и нужно. Ведь весь этот бой, всю эту ночь Волков держался в седле лишь на крепком вине да на злости, ну ещё и на волнении за своего товарища. Злость поулеглась, волнение отступило, Брюнхвальд был рядом, а вино уже утрачивало свои волшебные свойства; в общем, хоть жар его сейчас не донимал, но слабость висла на руках так, что поводья хотелось выпустить. Но даже в этом своём не лучшем состоянии, он ни на секунду не забывал о деле.

— А ну-ка, Карл, покажите мне ваших пленных.

Полковник отдал приказание, и вскоре к генералу привели двух горожан. Фон Флюген осветил их лампой. Конечно, доспех у них отобрали, и теперь эти двое были похожи на хорошенько избитых городских людей среднего достатка.

— Ты кто? — холодно спросил генерал у того, который был избит поменьше и был постарше.

— Рудольф Герне, столяр из гильдии столяров. Мастер.

— Мастер? Ну и что же ты делал тут ночью, мастер? Отчего не спал дома? — поинтересовался Волков.

— Ну так это… Сказали — приди.

— Кто вас собрал? — спросил генерал.

— Собрал? — не понял пленный.

— Дурак! — фон Готт, не слезая с коня, пнул его железным ботинком в бок. — Кто тебя позвал на войну?

— Так бургомистр, — охнув и скривившись, отвечал столяр. — Он велел всем гильдиям выставить ополчение по одному из двух возможных, жребий кидали, выпал на меня и моих подмастерий.

— Сколько людей собралось? Сколько арбалетчиков, сколько аркебуз при вас было? — спросил Брюнхвальд.

— Ой, про то не знаю, много было людей; может, тысяча, может, пять сотен. И арбалеты были, и аркебузы. Но сколько — не знаю, не счесть. А многие и вовсе без оружия были и без брони.

Скорее всего, этот горожанин и вправду не знал, сколько кого было. Нужен офицер — но генерал продолжает допрос:

— А командовал в сегодняшнем деле тоже бургомистр?

— Нет, командовал нами капитан Бухвальд. Он ещё со вчерашнего дня велел камни на крыши сносить, говорил, что вы всё равно пойдёте на цитадель.

— А где бургомистр вас собирает? — спросил Волков.

— Так все собирались у Глевенских ворот. Там у купца Гойзенблиха большое торговое подворье, вот там все и собираются; туда и припасы свезены, и сам бургомистр там сидит.

— Он там сидит ночью? — сразу заинтересовался генерал. Даже и слабость, кажется, отступила. — И сейчас?

— Про ночь не знаю — может, там, а может, и спать к себе ушёл, — пожимал плечами пленный. — А днём так неотлучно там, на подворье Гойзенблиха, и сидит.

— Гойзенблих, Гойзенблих, — повторил генерал; конечно, он помнил это имя. И теперь вспомнил, где его видел. А было оно в списке Топперта. — Так этот Гойзенблих, кажется, безбожник?

— Лютеранин, лютеранин, — кивал пленный.

— И богат?

— Очень, очень богат, — подтвердил ополченец.

— А что с вашим капитаном?

— Говорили, что ранили его в ляжку, сильно ранили, сам идти не мог, на коне сидеть не мог, кровью исходил, — сообщил пленный.

Больше вопросов к пленному у генерала не было; он немного подумал, а потом и говорит:

— Майор, а где ваша карта?

Дорфус тут же достал из-под кирасы карту.

— Вот она, госпошлин генерал.

Фон Флюген поднёс фонарь, и Волков, Брюнхвальд и Дорфус стали рассматривать её.

— Глевенские ворота, — Волков указал пальцем. — Вот они. Отсюда недолго идти.

— Думаете идти? — удивился Дорфус.

Волков ничего ему не ответил, и тогда Брюнхвальд предложил:

— Думаю, нужно вернуться в казармы, оставить там раненых, взять ещё сил. И тогда пойти к этим самым воротам.

— Да, с ранеными нам будет неловко, — согласился с ним Дорфус.

— А это