Да, где-то я буду рассказывать о нейрофизиологии, где-то о психопатологии и психиатрии, о психотерапевтических учениях, о подсознательных комплексах и т. п. Вроде бы всё просто, но это уже множество разных подходов, контекстов, отдельных теоретических и терминологических структур. Если я хочу, чтобы слушатели поняли, что на самом деле за всем этим стоит, – это суперсложная задача!
Или, например, я могу сосредоточиться на конкретных психотерапевтических инструментах и лежащих в их основе психических механизмах. Казалось бы, так просто! Но ведь каждый психотерапевтический приём, каждый конкретный психический механизм связан с определёнными особенностями ситуации, личностными чертами клиента, его актуальным психическим состоянием.
Есть и целые научные направления, которые входят в эту систему в качестве её составных элементов, о которых мне бы тоже хотелось рассказать, если уж целиком описывать то, чем я руководствуюсь, когда провожу консультацию. Это психодиагностика, неврозология, психосоматика, социальная психология, когнитивные и гендерные исследования, сексология и суицидология… Разные научные башни из слоновой кости.
В общем, представление у меня есть, и оно вполне целостно, непротиворечиво. Но как его представить кому-то, кто с ним ещё не знаком? Наконец, как я сам могу пользоваться этой информацией? Ведь я не держу все свои знания и весь свой психотерапевтический опыт за три десятка лет «под рукой» – в каком-то спецхране моего мозга.
Если возникает какая-то конкретная задача – мне нужно прочитать определённую лекцию, сделать курс по какой-то теме, или я просто веду психотерапевтический приём, – я не воспроизвожу всю конструкцию своих знаний.
Нет, я без предварительной подготовки и почти безошибочно достаю то, что мне нужно, и никаких сложностей у меня при этом не возникает. Всё происходит как бы само собой – целостно и непротиворечиво.
Как такое возможно?
Дело в том, что в этот момент на уровне мозга происходит нечто удивительное…
Живой фрактал
Наши мысли подобны течению подземной реки: мы видим лишь те места, где она выходит на поверхность.
Карл Густав Юнг
Давайте попробуем себе это представить.
Во-первых, наш мозг всегда решает какую-то задачу.
Ему не нужно рассказывать и объяснять самому себе всё, начиная от печки базовых положений, заканчивая всей бесконечностью возможных вариантов. Нет, в дефолт-системе под данную ситуацию собираются только необходимые блоки знаний.
Сами эти блоки знаний буквально ощущаются нами физически – как огромные смысловые «тяжести». Каждому из них мы в своё время посвятили долгое время, пока изучали и последовательно прорабатывали на практике – в разных жизненных ситуациях, решая разного типа задачи.
Во-вторых, мозг пластично адаптирует наши знания под конкретную задачу.
Нам ведь даже не нужны все эти блоки знаний сразу и целиком – от А до Я. Нам достаточно просто знать, что это знание из соответствующего блока, и мы уже понимаем, что это за знание и как им правильно распорядиться.
Допустим, мой клиент – женщина, находящаяся в кризисной ситуации: у неё погиб муж. Понятно, что мужчины и женщины по-разному переживают утрату, поэтому мне сейчас про мужчин не нужно, и этого нет в моей интеллектуальной сборке. Нет в ней и всех психотерапевтических теорий, а только подходящие. И всей пограничной психиатрии в ней тоже нет, лишь необходимая часть. Во всей психофармакологии тоже нет надобности – только возможные назначения, которые подходят для данного-конкретного случая.
Но разве я бы справился с задачей, если бы во мне не было всех соответствующих – больших – систем?
Как бы я воспользовался отдельными знаниями, если бы во мне отсутствовало понимание сути соответствующих психических механизмов и закономерностей или если бы я не учитывал все возможные варианты развития ситуации? Как бы я мог делать то, что я делаю, если бы не опирался на свой прежний опыт практического использования психотерапевтического инструментария и медицинских препаратов?
Поверьте, я бы был как та кошка без мозжечка, что не может пройти от двери до двери.
То есть для того, чтобы я смог воспользоваться даже каким-то минимумом своих знаний, мне необходимо множество смысловых контекстов, каждый из которых я в своё время детально прорабатывал, а теперь в разобранном виде храню в своём подсознании.
Если после консультации спросить меня, почему я действовал именно так, как действовал, мне придётся об этом отдельно задуматься – действительно, а что конкретно я делал и почему? Я стану выстраивать объяснения по следам воспоминаний об уже проведённой консультации, то есть буду делать это постфактум.
Так что я уже буду знать, какая из гипотез, созданных на уровне моего подсознания, в тот или иной момент общения с клиентом сработала. А что там со всеми смысловыми развилками, которые возникали по ходу консультации и через которые я прошёл? Даже при желании я не смогу их вспомнить, потому что они даже не успели дозреть до состояния осознанной мысли.
То есть я даже не знаю, что я на самом деле думал, проводя конкретную консультацию. Сколько там вообще всего было учтено и продумано? Бог его знает… Но тогда насколько достоверным будет моё описание этого «клинического случая»? Ну, прямо скажем – вопрос…
Выходит так, что каждая деталька нашего конструктора «Лего» – это не просто статичный элемент, не какое-то конкретное знание само по себе. Оно имеет ещё и множество дополнительных, и при этом скрытых в нём самом, измерений.
Получается, что каждое наше микроскопическое знание, ставшее нашим пониманием, хранит в себе память обо всех прочих положениях, в которых оно оказывалось.
С его помощью – как более простого конструктивного элемента – мы собирали самые разные жизненные ситуации, формировали целые блоки своих знаний. И теперь, когда мы помещаем его в общую картину «воспринимаемого» нами здесь и сейчас, оно привносит в неё это, скрытое в нём и не осознаваемое нами, содержание.
Константин Владимирович Анохин
Это вовсе не какое-то гипотетическое предположение, так на самом деле и происходит. Любой желающий может ознакомиться с научной концепцией когитома, разработанной академиком, директором Института перспективных исследований мозга МГУ Константином Владимировичем Анохиным. Он показывает всё это блестяще, подкрепляя глубоким и всеобъемлющим экспериментальным материалом современных научных исследований.
Но сейчас нас не так интересуют соответствующие нюансы… Нам важно осознать, что буквально каждый элемент наших знаний, даже самый незначительный, – это не просто нолик или единичка, как в компьютере, а в каком-то смысле голограмма, фрактал. Он, пусть и неявно, скрыто, хранит в себе всё наше знание во всей его полноте.
С точки зрения технологий искусственного интеллекта этот элемент – те самые «веса», которые создают аналоги наших «смыслов» в больших языковых моделях-трансформерах. Если вы возьмёте отдельный такой «вес» – это своего рода внутреннее сгущение – из огромной системы с сотнями миллиардов параметров, вы увидите, что это самая настоящая абракадабра – не всегда даже слова, зачастую просто обрывки слов.
Сам по себе такой узел – бессмыслица. Но внутри системы – он вдруг преображается и может оказаться суперважным центром, одновременно включённым в совершенно разные сети внутри системы. Он активизируется в рамках совершенно разных контекстов и задач, но сохраняя при этом связь с не включёнными в этот момент системами, что оказывает самое существенное влияние на итоговый результат.
Мышление работает точно так же – каждая наша мысль, каждое воспоминание, каждое знание – это не просто отдельный фрагмент информации, а часть сложной голографической структуры, где каждый элемент содержит в себе отражённое в нём целое.
Именно эта особенность мышления и делает иллюзию deepfake-реальности настолько убедительной – она не просто создаёт отдельные обманки, она творит целостный мир, где каждый элемент поддерживает и подтверждает существование других.
То есть ни в одном из моих рассказов о психотерапии
