Мне все говорили, что связь с мажоркой меня уничтожит. Избалованная, инфантильная, порывистая. Не для меня.

К концу лета, за четыре месяца полного игнора с ее стороны, безразличия и обманутых надежд, я ее ненавидел за все свое бесконечное одиночество. Безумно любил и одновременно ненавидел каждый день, когда без рук пытался сам кое-как устроить свой быт. Когда общался с наставниками, и они мне сочувствовали и рассказывали, что взяли нового хирурга на мое место. Из-за бабы карьера пошла по звезде. И где баба теперь? Родители столько сил вложили в мое образование, они смотрели на мои руки и молчали. Я не то что оперировать — я ложку поначалу ко рту поднести не мог. Все расплескивалось.

И дело не в жалости. В то время я не чувствовал отчаяния. Оно накинулось на меня много позже, когда трудился в другой стране. А в то бесконечно длинное лето я не размышлял о суициде. Знал, что справлюсь. И справился. Но если прикинуть на будущее — на хрен мне жена, что только в радости?

До знакомства с Полиной я, оказывается, никого никогда не ненавидел по-настоящему. Но и, судя по всему, не любил тоже. Даже речи не шло о нашем с Полиной воссоединении в ту осень, когда я уезжал миротворцем. Если бы я откликнулся на ее жалобное «прости», перестал бы уважать сам себя.

У меня рядом с ней кожа загорается. И сердце на разрыв колотится. Только с ней так было с первого дня. Такое не забыть, не выкурить.

Но как же дорого это счастье обходится!

— Она красивая, Илья? — спрашивает Полина.

Прикрываю глаза, потому что эти вопросы ожидаемы. Самая ревнивая девочка на свете начинает крушить мир, который оказался неидеальным.

— Тебе с ней так же хорошо было, как со мной? Вот как сегодня? Да? Или лучше? Она слышала твой акцент?

Опускаю голову и зажмуриваюсь.

В глубине души Полина совсем не изменилась. Та же самая искренняя, ранимая, эмоциональная девушка. И я бы радовался этому. Я бы… ее простил за все. Сейчас бы наша жизнь была другой — лучше. Я старше, у меня больше возможностей. И я бы никогда не попал в такую ситуацию, в которой оказался пять лет назад. Позволил бы себе Полину. Потому что хочу ее, хочу с ней быть. Надо мне это. Вот надо, и все. Ни пять лет, ни десять, ни пятьдесят это не изменят.

Но я больше не один. И мне нужна женщина, которая примет моего ребенка. Остальное все — интрижки и секс без обязательств.

— Ладно, не отвечай, — говорит Полина. — Несложно догадаться.

Вот и поговорили. Надо одеваться и ехать. Мне еще ребенка купать и укладывать. Мне вот это все больше некогда.

— Я знаю, что шокировал тебя, — стараюсь говорить мягко. — Если ты после этого не сможешь со мной работать, я пойму. Будешь стоять с другим хирургом. Если не захочешь больше приезжать со мной сюда, я тоже, несомненно, пойму. Поля… Полина, не плачь, пожалуйста. Если тебе будет нужна какая-то помощь или поддержка — просто знай, что я в городе и я тебя не оставлю, что бы ни случилось. Наверное, я именно для этого и вернулся. Мешать твоей жизни я тоже, разумеется, не стану.

Как бы там ни было. Тоже опускаю глаза. Даже надеяться было глупо. Абсурдно смело.

— Илья. — Полина вдруг подходит, садится рядом и берет мою руку. Сжимает. — Так у него, получается. — Смотрит на меня огромными глазами. Бездонными. Ее прекрасные глаза наполняются слезами. — У Жени нет мамы? Я только сейчас поняла. Вообще нет?

— У него есть я. Бабушка с дедушкой и тетя Даша. Хотя моментами тетя Даша больше в минус. Шучу, конечно. Тетка из Даши вышла что надо. И няня Аня.

— А мамы, получается, нет? Илья. — Слезы катятся по ее лицу.

Я не ожидал, что разговор выйдет в это русло. Сжимаю ее пальцы в ответ.

— Ты люби его сильно, слышишь? Вот прям изо всех сил. Несмотря на то что эта женщина, его мать, тебя, может, разочаровала. Я не знаю! Но его ты люби. И за маму, и за папу. За всех.

Я мешкаю. И снова киваю.

— Я его люблю, Поля. И забочусь о нем так, как только могу.

— Ты должен делать больше, — начинает она тараторить. — Ты не понимаешь просто, как это важно! Когда растешь без мамы. — Полина вытирает слезы. — Боже, я же перестала быть плаксой! У меня стальные нервы, но, когда я думаю об одиноких малышах. — Она прижимает ладонь ко рту. — Женя всегда-всегда должен знать, что ты его любишь. Поверь мне, это самое главное. Быть для кого-то номером один, что бы ни случилось.

Внутри все обрывается.

— Поля, я это понимаю. Все свое свободное от работы время я провожу с сыном. Ты — это первое, что я позволил себе с момента его рождения. Позволил только для себя. Это правда. Мне поэтому уже пора ехать — нужно отпустить няню до десяти. Так бы я с места не сдвинулся.

Она много и часто кивает. Соскакивает на ноги и бежит в ванную.

Мой пульс учащается.

— Илья, я в душ на две минуты. И едем.

— Не спеши, время еще есть.

Одеваться смысла нет: я пойду мыться следом за ней. Так и сижу на кровати в халате. Во взрослой жизни сожаление недопустимо. У нас обоих все в порядке — это самое главное. Мы продолжаем жить дальше. Ну и что, что порознь. Ну и что, что