Пребольно щелкнув ошеломленного предводителя по костлявому носу, набитая опилками дуля закачалась на крепкой пружине, будто издеваясь. Во тьме за маленьким оконцем кто-то радостно засмеялся. Испуганный Ипполит Матвеевич вскинул выпученные от ужаса глаза и увидал… покойного товарища Бендера. Белое, бескровное, точно у шансонье Вертинского, медальное лицо его прижималось к стеклу, шевеля черными зрачками. Облачен убиенный комбинатор был в приличествующий покойнику белоснежный саван, обильно запакощенный на груди красным.

— Отда-а-ай сокровища убиенной тобою тещи! — замогильным голосом потребовал покойник. — Сволочь старая.

Киса завизжал. Не переставая вопить, он плечом высадил обе двери, разогнув кованые крючки, и понесся, припадая на одну ногу, во тьму, в сторону взревевшей от внезапно сорвавшегося ледяного ветра реки.

Остап снова развеселился. Отсмеявшись и вытерев выступившие слезы и сделавший свое дело грим подолом савана, он зашвырнул ненужный больше костюм в ближайшие кусты и, сунув озябшие руки поглубже в карманы, зашагал в сторону подмигивающего теплыми огнями центра города. На душе у товарища Бендера было легко.