в вазу поставленный сорванный поцелуй.

Косте

Метель тогда мела, мела метлой,

и мама, мама, мама умирала:

всё белым, белым, белым замело,

а траурного так было мало, мало —

чернели только ветви у берёз,

след колеса и вечная ворона.

Казалось нам всерьёз, всерьёз, всерьёз,

что мир у смерти будет отворован

и мы сироты – деревья без корней —

не встанем в эту очередь за мамой

и бабушкой, прабабушкой (за ней

мутнеет всё, как стёкла в старой раме),

не будем за руку держать своих детей

на эскалаторе, идущем в подземелье.

Вина налей, морозных щёк красней,

в бессмертье верь, как в утро без похмелья.

Третье место

Номинация Проза

Анна Бабина

Знаки безразличия

Фрагмент романа

Полная версия романа выйдет в «Редакции Елены Шубиной».

Все герои и события вымышлены, а совпадения с реальностью – случайны.

Описывая Систему, я допустила некоторые вольности —

да простят меня коллеги-юристы.

interludium июнь 2000, Рита

Часы шли назад.

Так было всегда, когда в них садилась батарейка.

– Витя, – крикнула из кухни Елена Михайловна, – часы опять свихнулись!

Пришёл грузный Витя, Виктор Владимирович Гурченко, посмотрел недовольно в сторону жены – и полез на колченогий табурет.

Рита, лёжа в постели, наблюдала за родителями из-за пыльных плюшевых штор, отделявших большую комнату от коридора. В груди теплилась странная нежность, которой она прежде за собой не замечала. Подростковое бунтарство уже потухло, да и не было его никогда толком, так, мелочи: из-за краски для волос с мамой поругаться или нашипеть на отца, когда попросит вернуться до десяти вечера. Теперь мама с папой её умиляли: жили мирно, и с ними было уютно, как в колыбельке. Рита была единственным и поздним ребёнком – и сразу окунулась в любовь.

Пока Виктор Владимирович, сдабривая рассуждения о качестве китайских товаров тихим матерком, перетряхивал кухонный ящик со всякой всячиной в поисках батареек, Елена Михайловна вышла в коридор и заметила, что Рита ещё в постели.

– Радость моя, вставай-ка, – сказала. – Тебе же к девяти. Проверь всё ещё раз, пожалуйста: паспорт, аттестат, что там ещё нужно…

Рита закатила глаза и натянула одеяло на голову.

Елена Михайловна не без труда опустилась на корточки возле трюмо. На нём лежала, ощетинившись множеством бумажных закладок, «Поэтика „Слова о полку Игореве“». Готовясь к экзаменам, Рита всюду таскала её с собой. Батарейки нашлись в верхнем ящике.

Виктор Владимирович снял часы со стены, осторожно перевернул и сдул пыль. Волоски на его руках неизвестно от чего встали дыбом. Воздух вокруг сгущался и потрескивал, как перед грозой.

– Рита, ты сама встанешь или тебе позвонить с работы?

– Да встану я, мам!

– Я тебе там сырники сделала. Сметана есть, только возьми свежую, с красной крышкой. Увидишь, она сразу на дверце стоит. И сгущёнка, кажется, оставалась.

– Мам, дай поспать… Я всё найду…

Рита лежала, завернувшись в одеяло так, что наружу торчали только макушка да нежная розовая пятка. В июне по ночам ещё свежо, а она форточку не закрывает – душно, мол. Как бы не заболела перед поступлением…

– Паспорт только обязательно проверь! И аттестат. Слышишь?

– Мам, ну сколько можно…

– Всё, иду, а то сама опоздаю.

Елена Михайловна взбила волосы, проходя мимо трюмо, и втиснула распухшие за ночь ноги в туфли на плоской подошве. Она уже собралась выйти из квартиры, но замерла – разуваться или не стоит, ладно, всё равно уборку делать – и вернулась на кухню. Задержалась на секунду, фиксируя картинку в памяти, чтобы потом не тревожиться попусту: ручки газовой плиты повёрнуты горизонтально, в положение «выкл.».

Мельком глянула на часы. Стрелка двигалась правильно, против солнца. Волноваться не о чем.

Елена Михайловна не знала, что уже вечером захочет повернуть время вспять.

Вера

– Как я уже говорила, под холодным оружием понимается оружие, предназначенное для поражения цели при помощи мускульной силы человека при непосредственном контакте. Ударно-раздробляющие орудия мы пока рассматривать не будем – и сразу перейдём к клинковому холодному оружию и его отличиям от изделий, конструктивно сходных с холодным оружием. К последним относится, например, такое распространённое орудие преступления, как кухонный нож.

– Кухонный, – Вере показалось, что она произнесла это шёпотом, но аудитория, как назло, затихла, – и вышло очень громко.

– Спасибо, – спокойно ответила Заславская, – постоянно ошибаюсь с ударением в этом слове.

– Простите.

Вера опустила глаза и покраснела. Дурацкая привычка всех поправлять, доставшаяся от мамы, учительницы русского и литературы. Влада, который называл эклеры «эсклерами», она уже отвадила, не хватало ещё с будущим научным руководителем повздорить.

После пары долго копалась в сумке, ждала, пока все уйдут, чтобы попросить у Заславской прощения.

– Ольга Сергеевна, извините, пожалуйста. Это очень неэтично, тем более, при всех… Я виновата. Машинально вышло. Больше не повторится.

– Да, действительно получилось не очень красиво, но предлагаю забыть. Я не злопамятна, поэтому в качестве исправительных работ предлагаю вам заняться в этом году студенческим кружком криминалистики. Не слишком строгое наказание?

– Ольга Сергеевна, вы серьёзно? Хотите, чтобы я стала старостой кружка?

– Серьёзнее некуда.

– Я же только на втором курсе… я не справлюсь…

– Справитесь. Главное – быть поувереннее. Если удобно, можем сегодня же обсудить тему первого заседания. Кто-то с вашего потока в прошлом году предлагал взять проблематику расследования массовых убийств, у меня как раз на примете есть человек, который недавно защитился по этому вопросу. Владимир Резник, однокурсник мой, преподаёт в Уральском университете МВД. Нужно только согласовать дату, он человек занятой. И, конечно, я не хотела бы, чтобы доцент Резник говорил в одиночку. Было бы неплохо подготовить доклад-алаверды от наших студентов. – Заславская взглянула на часы и заторопилась. – Верочка, мне ещё бежать в другой корпус, обсудим потом. У меня к вам будет один важный вопрос. Сможете подойти на кафедру часа в четыре? Как раз закончатся занятия, выпьем чаю, поговорим спокойно.

* * *

Вера мялась за дверью кафедры, пока часы не показали ровно 16:00. «Юрист не может быть стеснительным, – говорили ей преподаватели. – У вас отличные знания, будьте только немного поувереннее». Вера кивала и прилипала взглядом к крышке парты – привычка, мамино воспитание.

Заславской вздумалось сделать её старостой кружка – что, если это всё-таки наказание за замечание на утренней