– Нет! На столе буду сидеть я и всеми командовать! – ответил Христофор.

Отец схватил его за ухо и утащил в свою комнату.

– Помолится у икон на коленях, и Господь его направит, – благочестиво сказала Марфа Кондратьевна.

После того как я накормила всех праздничным ужином, дети убежали в гостиную смотреть телевизор, а хозяева дома остались за столом допивать шампанское.

– В молодости мы с друзьями обчищали магазины. Потап скабрезными шуточками отвлекал продавщицу, а я таскал сыр и водку. Под куртку спрячу съестное и шмыг из магазина, – поделился дорогими воспоминаниями Лев Арнольдович.

– Как же это? – вырвалось у меня.

– Добывали как могли, – довольно рассмеялся старый миротворец.

Хозяйка дома фыркнула, заметив мое удивление, а я настойчиво потребовала у нее выходной.

– Что?! – истерично взвизгнула Марфа Кондратьевна. – Какой еще выходной?! Где это видано?! Наглая девчонка!

– Что это еще за выходка?! – поддержал супругу Лев Арнольдович. – Зачем тебе, Полина, выходной день? Живешь здесь – круглосуточно нянчи детей!

– Их пятеро! Глафира не умеет мыть посуду и стирать. Аксинья больна и требует постоянного ухода. Ульяна и Любомир не посещают садик. Христофору нужно внимание. Я хочу один день в неделю отдыхать. Ясно?

– Не нужен тебе выходной! – Марфа Кондратьевна и Лев Арнольдович одновременно всплеснули руками.

– Нужен!

Недоуменно качая головами, они несколько минут не могли прийти в себя.

– Господи! Сколько лет у нас жила прислуга, и никто на такую дерзость не осмелился! – вспыхнула Марфа Кондратьевна.

– А я осмелюсь! Этого мало – один день в неделю, но пока я не нашла нормальную работу, буду помогать с детьми! Один день в неделю принадлежит только мне! Что хочу тогда, то и делаю!

– Мы православные! Воскресенье не отдадим! Мы в Господа веруем! – Тюка продолжала отстаивать свои позиции.

– Марфа Кондратьевна, я возьму день в шаббат. В субботу меня здесь не будет. Сами будете гулять с детьми и мыть за собой посуду! – громко и четко сказала я.

Ошеломленный Лев Арнольдович с трудом перевел дыхание и не возразил. Тюке пришлось согласиться.

Лежа на шкафу в новогоднюю ночь, я думала о том, как легко ошибиться в людях, и мысленно благодарила маму за строгое и жесткое воспитание: иначе бы мне не выжить среди таких «благодетелей».

– Если бы ты не наливался водкой как свинья, Аксинья бы не свихнулась! – гремел в кабинете бас Марфы Кондратьевны.

– Тюка, ты не мать! Ты ни на йоту не сделала для детей, мымра! – возражал с раскладушки Лев Арнольдович. – Чужие люди их горячим супом кормят!

– Ты что, кроме шампанского вылакал бутылку настойки, старый пень?! – ругалась Марфа Кондратьевна.

Супруги сходились в одном: как можно меньше времени проводить с безумной дочерью и младшими детьми, бросая их на нянек и гостей.

Первый день января открыл рабочий календарь – я собирала грязную одежду по квартире, а больная Аксинья сидела в ванне и горстями ела гранулы стирального порошка из пачки, которую родители забыли спрятать. Вид у нее был довольный.

– Аксинья, пора выходить, – сказала я.

– Хочу мужика! – четко произнесла Аксинья.

Я своим ушам не поверила.

– Что? Аксинья, повтори, пожалуйста.

Но больше она не произнесла ни слова, начала мычать и крутить головой. «Наверное, мне показалось от усталости», – подумала я. С Аксиньей приходилось договариваться при помощи жестов и карточек. Но с карточками дело осложнялось тем, что дети все время их перекладывали, пока окончательно не затеряли несколько наборов. Поэтому я брала любую вещь соответствующего цвета и показывала Аксинье издали: голубая машинка означала «идем на прогулку».

Когда мать или отец хотели прогнать Аксинью из ванны, то давали дочери крепкие затрещины и подгоняли хворостиной. Христофор для этого использовал швабру. Пришлось забрать у него подручное средство.

– Что не так, Полина? Я тебе помогаю! Мы всегда ее гоняем! Папа на Аксинье воду в канистрах носит с лесного родника! Хворостиной толстуху не подгонишь – сама не пойдет! – Христофор искренне не понимал моего возмущения.

– Ее нельзя бить! Мы договорились ориентироваться по цветовой гамме, – напомнила я.

– Она тупая!

– Она нуждается в помощи!

– Тупая и кусачая корова не понимает ни слова!

– Понимает, что ей больно. Попробуй себя ударить и узнаешь правду.

Христофор задумался, а затем со всего размаху врезал себе шваброй по ноге.

– Ай-ой, а-а-а, – заорал он, присев на корточки.

– Сработало!

– Ах, зачем я это сделал, абрек Полина…

– Опыт, Христофор, – вещь незаменимая.

Обнаженная Аксинья, по которой стекала мыльная вода, покинула ванну самостоятельно и с завываниями помчалась на лоджию. Я увела ее оттуда.

Лев Арнольдович вдруг разозлился:

– Что ты ее трогаешь, Полина? Пусть ходит, где хочет!

– Она может причинить вред себе или другим, – сказала я. – Ее нельзя бросать одну. На мне все дети. Приглядывайте за ней.

– Ничего слышать не хочу, – оборвал он меня и спрятался за «Новой газетой».

На прогулке мы с детьми лепили снеговика. Христофор бросался снежками, а Глафира читала нам свои стихи. Больше всего мне хотелось тишины и покоя, я мечтала оказаться в том месте, где нет крика, визга и бесконечного шума, но это было недоступное запредельное счастье. После снежка, угодившего мне в лицо, я нащупала языком, что из зуба выпала пломба.

На детской площадке с ребятишками гуляли бабушки и мамы. Выслушав, на каких условиях я нахожусь в доме Тюки, они озадаченно качали головой:

– Круто на вас насели правозащитники! Бедная вы, бедная.

В круговерти уборки и готовки я видела Марфу Кондратьевну по вечерам. Она по-прежнему никаким образом не участвовала в заботах о семье, но периодически запихивала в бюстгальтер диктофон и подходила ко мне с расспросами.

– Зачем вы это делаете? – спросила я, догадавшись, что чеченские дневники она не нашла, но хочет добыть эксклюзивную информацию.

– Мне важно узнать о военном времени… – не моргнув глазом выдала Марфа Кондратьевна.

– Диктофон у вас из лифчика торчит… Что же вы опять его так плохо спрятали? – спросила я, намывая полы в прихожей, где от детских сапожек после прогулки натекли лужицы.

Марфа Кондратьевна потрогала грудь и убедилась, что я говорю правду.

– А я думала, что незаметно. Ну да ладно! – Она невозмутимо сунула руку под водолазку и вытащила диктофон. – Моя коллега живет в Финляндии. Она попросила на тебя информацию накопать, – непонятно зачем призналась Тюка.

– Как ее зовут? – спросила я.

– Сусанна Черешнева. В Северной Европе ее называют Пионер Рыжик.

– Хм. – Это показалось мне подозрительным.

– Сусанна помогает чеченским беженцам эмигрировать в лучшую жизнь, если их истории покажутся ей интересными. Сама понимаешь, каждый хочет заработать…

– Ничего ей обо мне не говорите! – попросила я.