судьбу предсказывал, и беду с печалью отводил… 
– И что, уберёг? – спросил Композитор.
 – Не уберёг… Сперва его не уберегли… Спровадили со свету интеллигенты-очкарики, и царь без защиты остался с семейством… Щас я охраняю вас всех! – со значением подытожил Гришка. – Без меня в дому никто шагу не ступит… Может, сыграешь чего? Я тоже фортепьянствовал когда-то в кружке! А нынче вот гитарку практикую, когда на отдыхе. Места нет для ящика-то…
 – Не играю я на гитаре, – покраснел Скрябин. – Могу предложить Шуберта «Неоконченную» послушать с хорошим оркестром.
 Пока слушали симфонию, Гришка рассказал, как после службы армейской изготовлял печати. Хороший барыш карман не тянет! Однако перегнул палку: слишком часто поддельные кружочки ставил… Генеральной прокуратуры! Обиделся Прокурор, но, к счастью, только условно срок дал. Прежние заслуги в защите Отечества выручили.
 – Не пойму я вас, мудаков! – Грязный Гришкин ноготь раздавил «Неоконченную», нажав «стоп» на проигрывателе. – Не это народу щас надо!
 – А что же ему надо? Народу? – расстроился Скрябин.
 – Устаёт народ нынче! Уж больно жисть тяжела! Беречь его надо!
 – Беречь? – удивился Скрябин. – От Жизни? Это же самая главная сказка на свете!
 – Вот ещё! Кто щас в сказки-то верит? Я чё, дебил? Или Штраус какой-нить? – возмутился Гришка. – Я Реальный Волшебник! Не веришь?
 – Почему не верю? Я ведь тоже Волшебник! – разгорячился подвыпивший Скрябин. – Только пространства и звука. Наша жизнь – сплошная фантасмагория. Она непредсказуема. Здравым рассудком её бывает трудно принять. Но приходится. Всё, что сейчас происходит в мире, не приснилось нам. А как, по-твоему, зовут самого Великого Сказочника на свете?
 – Опять жисть, что ли? – усмехнулся Гришка.
 – Правильно догадался. Конечно, Жизнь. А ещё есть Смерть – тоже Большой Сказочник, который в своё время расскажет нам суровую сказку и подытожит нашу судьбу…
 – Фуфло всё это! – сплюнул Гришка. – Что ты могёшь о смерти-то знать, Чайковский?.. Послушай лучче.
 Вскинув гитару наперевес, Гришка начал выстреливать песни, завывая хриплым голосом. Короткие мотивы автоматными очередями безжалостно лупили в Чайковского:
   Я композитор из народа,
 Иду нехоженой тропой!
 Не жду я милости природы,
 Возьму «своё» любой ценой!
   Я выживаю как умею.
 Не стойте, суки, на пути!
 Сниму не скоро портупею,
 Врагу от пули не уйти!
   – Эту из Афгана привёз. Дружбан у меня там был, земля ему пухом. Всё стихи сочинял, а я – музыку. Вот ещё… куплеты в гишпанском штиле, как мой дед выражался. «Похмелье» называются:
   Меня посетило похмелье:
 Взглянуло нерадостным глазом,
 Болотным дохнуло зельем
 И стало хрипеть серенаду.
   Угрюмы испанские ритмы,
 Когда в дыму перегарном
 Находишь лишь пятый угол
 И тупо пляшешь фанданго.
   Сплясать бы мне лучше качучу
 И сбросить похмелья заразу,
 Но эта гнусная тётка
 Покинет беднягу не сразу
   Придётся лететь за снегом,
 Валяться в сугробах летом
 И не искать ответов
 В стаканах гранёных вопросов.
   Колбаску порежем тонко,
 Закусим и прослезимся.
 На то оно и похмелье,
 Чтоб снова опохмелиться.
   Стихи Чайковскому показались забавными, но от музыки и самогона его мутило. Из углов квартиры выглянули чьи-то глумливые рожи. Чайковский потряс головой – рожи исчезли. Но тут он побелел от ужаса. Над ним во весь рост возвышался Гришка в кафтане стражника с распутинской бородой и с секирой в ручищах. Гришка криво ухмыльнулся, занёс секиру и…
 …Композитор пришёл в чувство. Родные стены успокаивали. Утренние лучи упали на нотный лист. Нотные знаки зашевелились. Вдруг они превратились в ласточек, подхватили Композитора и стали кружить с ним по комнате. Ворвались ликующие, радостные звуки. Новая Музыка величественно входила в мир.
 – Как я ждал этой минуты! – воскликнул Композитор. – Улететь… улететь отсюда прочь! Туда, где нет Гришкиного дома! Где нет ничего, кроме Музыки. Унесите меня за Океан, к сияющему Берегу, к Чайковскому, к Скрябину…
 Резкий звонок прервал полёт. Поникший Композитор поплёлся к дверям.
 – Здорово, Чайковский! Выходной у меня – принимай друга! Слабоват ты вчера оказался, паря… А я опохмелку принёс, стаканы тащи!
   Павел Елисеев
     Родился в 1965 году в городе Новополоцке (Белоруссия).
 В 1982 году окончил среднюю школу. Получил специальное техническое образование в области нефтепереработки, работал оператором технологических установок на нефтеперерабатывающем заводе города Новополоцка.
 Женат, имеет двоих детей и внучку.
 С 1991 года занялся творческой (композиторской) деятельностью. Издавался под псевдонимом Paul Lisse. Работал в жанрах инструментальной, электронной, джазовой и поп-музыки.
 Изданные CD: Motivation – 1999 г., Lift up to floor 110 -2003 г., Le cafe du soir – Band – 2005 r., Le cafe du soir – Piano – 2006 r.
 К поэтическому творчеству обратился в 2005 году, когда находился в Париже, где и были написаны одни из первых стихов.
 Имел свой небольшой бизнес в Европе и России.
 С 2019 года начал заниматься поэзией основательно.
 На данный момент написано более восьмисот стихов и поэма.
 В ближайшее время планируется издание сборника стихов и его электронная версия.
   Рожь
    Разлилася по полю поспевшая,
 Золотая рожь – прям у реки.
 Ветром глажена, ливнем умытая
 Раскидала свои колоски.
 Наклонилася, словно приветствует,
 Нежным шелестом сладко поёт,
 Сказкой доброю, музою светлою,
 И по сердцу, и в душу – плетёт!
   «Цвета спелой ржи» – так называется
 С солнца ряженный ею наряд.
 Будто девица всем улыбается,
 Кто на поле бросает ей взгляд.
 Полюбуешься – и станет радостно,
 Забывается сразу печаль.
 Оттого так люблю тебя, милая,
 Когда вижу под золотом даль!
   Мыслью смелою видится, верится,
 Песней вольною хочется петь!
 Всей строкой, с глубины слова, делится,
 Когда рядом с тобою я, здесь!
 И руками простор обнимается,
 И кричать хочется: «Я живой!»
 До чего же ты, рожь златоперая,
 Хороша и красива собой!
   Напои меня радостью Божьею,
 Душу золотом чистым раскрась.
 Успокой мои нервы шалёные,
 Чтобы грудью вдохнуть Благодать!
 Чтобы сердце забилось младенчески
 И поверилось в завтрашний день!
 Чтобы Музой небесной по вечности
 Пролетела строки моей тень!