Поместив его после текста, Гао Сяошэн сделал его дополнением к основному повествованию. Только предложение «за несколько лет <…> частенько думали, что это пришел он» можно считать типичным для концовки произведения. Хотя этот финальный отрывок и написан не чистым вэньянем, его тем не менее можно считать смесью вэньяня и байхуа, и отголоски «Ляо Чжай чжи и» в нем проявляются отчетливо. На наш взгляд, этот последний отрывок выбивается из стандартной канвы повествования и не входил в первоначальный авторский замысел, то есть его написание не планировалось автором, а идея написать этот отрывок пришла Гао Сяошэну уже после того, как он написал задуманную изначально концовку, и он не смог остановиться и не стал сдерживать свой творческий порыв. История с похоронами и последующей эксгумацией и кремацией – вовсе не пустой плод воображения Гао Сяошэна: во времена «культрева» такое действительно бывало, такое бывает и в новый век «реформ и открытости». Однако такие истории, в конце концов, слишком уж проникнуты колоритом чуаньци, они слишком похожи на истории из «Ляо Чжай чжи и», вплоть до того, что Гао Сяошэну пришлось прибегнуть к «манере письма Ляо Чжая» в описании своего персонажа. Образ Ван Лаоци, вычерченный в этом последнем отрывке по подобию «манеры письма Ляо Чжая», на самом деле весьма похож на тех персонажей из «Ляо Чжай чжи и», что «появляются как лисы и исчезают как призраки».

5

Влияния, которым подвергся тот или иной писатель, могут быть как явными и четко объяснимыми, так и неявными и трудными для конкретной характеристики, вплоть до того, что частично их может быть невозможно объяснить. Влияние «Ляо Чжай чжи и» на таких современных писателей, как Сунь Ли, Ван Цзэнци, Гао Сяошэн, Мо Янь, Би Фэйюй, естественно, частично может быть объяснено словами, но в некоторых аспектах подобрать слова для его описания может быть непросто. Порой то влияние, которое можно четко и внятно объяснить словами, как раз и оказывается вовсе не самым существенным. Самое глубокое же влияние порой настолько глубинно, что его не осознает даже сам тот писатель, который его испытывает. В «Ляо Чжай чжи и» больше всего похвалы заслуживает его художественная стилистика, мудрость, которую несет в себе нарратив. Влияние, которое оказал «Ляо Чжай чжи и» на современных писателей, также проявляется в художественной стилистике и мудрости, которую несет в себе повествование. Это влияние можно с некоторой долей успеха передать словами, однако не в полной мере. Я всеми силами стараюсь описать влияние «Ляо Чжай чжи и» на современных писателей в отношении стилистики и мудрости повествования, однако ясно ощущаю свое бессилие. Все, что я могу описать, – это поверхностные явления. То же, что находится на глубинном уровне, сложно передать словами, вплоть до того, что любое слово, сказанное об этих глубинных явлениях, будет заведомо ошибочным.

Описание деталей в «Ляо Чжай чжи и» зачастую приводит читателей в восторг. Когда Пу Сунлин пишет о лисах и ведет речь о духах, страницы его прозы полны небылиц, но при этом ему удается заставить нас читать с удовольствием именно благодаря обилию впечатляющих деталей и подробностей, делающих повествование контрастным и в высшей степени убедительным. Кроме того, нельзя не подчеркнуть, что язык «Ляо Чжай чжи и», что касается интонации и мелодики, проработан в высшей степени мастерски. Прочтение этого произведения доставляет своего рода физиологическое удовольствие. Система рифм зарождается в эпоху Троецарствия, а к эпохе династий Ци (齊) и Лян (梁) благозвучность становится самым важным фактором литературного произведения. Шэнь Юэ (沈约) писал: «Известно, что пять цветов оттеняют друг друга, то восемь звучаний сливаются гармонично, и звучат согласно звукоряду [содержащему в себе] Небо и Землю (т. е. иньское и янское), отвечают существующему порядку вещей, а музыкальные лады, опираясь на основные ступени [традиционного китайского звукоряда] гармонично сменяют друг друга, в стихах также чередуются ровные и косые тоны, сочетаются подъемы и спады голоса, если впереди есть ровный высокий тон, то следом должна идти фраза, заканчивающаяся косым тоном. В одной строке [бамбуковой дощечке] звучание всех слов должно максимально различаться; что касается [окончания] двух предложений, их окончания обязательно должны различаться, чередуя подъем и спад в интонации. Только тот, кто способен искусно следовать этим указаниям, может начинать говорить об изящной словесности (вэнь, 文)» [13, с. 216].

За ровным тоном должен следовать косой тон и так далее – это правило указывает на то, что в вэньяне следует правильно сочетать ровные и косые тоны, следить за гармоничным движением интонации при чтении. Цинский ученый Лю Дахуай (刘大槐) писал: «Жизненная субстанция (神气)[188]– квинтэссенция произведения; ритмика – в некоторой степени поверхностное проявление сути произведения; написанные слова – самое поверхностное проявление сути произведения. Если, говоря об изящной словесности, вести речь только о словах, то ее сущность будет раскрыта лишь поверхностно. В ритме же отражена жизненная субстанция произведения, а написанные слова – это только выражение правил ритмики. Жизненную субстанцию нельзя увидеть [в написанных словах], она выражается в ритмике. Ритмику нельзя точно передать, но ее можно зафиксировать на письме. Если звук и ритм растут, то наполненность силой (ци) поднимается, а если звук и ритм идут по нисходящей, то и наполненность силой (ци) должна снижаться. Поэтому и считается, что звук и ритм отражают жизненную субстанцию. Во фразе может быть одним иероглифом больше, или одним иероглифом меньше; один иероглиф может читаться в ровном или ломаном тоне; можно единообразно использовать [в конце строки] иероглифы в ровном и ломаном тоне, если же использовать ровный тон, восходящий тон, нисходяще-восходящий тон, входящий тон, тогда звучание будет различаться, поэтому считается, что написанные фразы подчиняются стандартам рифмовки. Иероглифы складываются во фразы, фразы складываются в отрывки, а отрывки складываются в целые произведения, и при чтении ощущается целостное звучание произведения, а при чтении вслух проявляется жизненная субстанция, заложенная в произведении» [14, с. 434]. Он также отмечает: «Неважно, насколько длинна или коротка та или иная строка, высокое звучание или низкое, их объединяет [в одном произведении] не общий стандарт, а единое мастерство, которое можно ощутить, но нельзя передать словами. Если изучающий [то или иное произведение изящной словесности] искал жизненную субстанцию и нашел ее в звуке и ритме, а звук и ритм, в свою очередь, прочел в написанных словах, то можно считать, что большую часть сути он уже понял» [14, с. 436]. В литературном творчестве нельзя принимать во внимание только значение слов, следует также тщательно просчитывать и обдумывать мелодику звучания каждого слова и ритмику построения фраз. Если та