Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 228

Даже после отъезда послов хорезмшах предпринял все возможное, чтобы сделать войну неизбежной и при этом устроить так, чтобы он оказался неправым. Комендант Отрара Гайр-хан велел в это время арестовать нескольких купцов, которые пришли с ценными товарами из монгольских земель и поселились в этом пограничном городе, отличавшемся в то же время оживленной торговлей. Он поступил так из корыстных целей, но шаху послал в Бухару[175] донесение о поимке нескольких монгольских шпионов. Мухаммед велел казнить их. Известие об этом дошло до Чингиза вскоре по возвращении его послов, и хан не пропустил случая доказать всем, чего стоят красивые разглагольствования хорезмийцев. Он снова отправил в Трансоксанию посольство (оно состояло из одного турка, по имени Богра, отец которого находился на службе у Такаша, и двух монголов) с требованием выдать ему Гайр-хана, как убийцу миролюбивых монгольских подданных. В случае отказа он грозил переступить границу во главе своего войска. Такие притязания должны были показаться шаху смертельной обидой: он велел казнить Богру, как перебежчика, а монголов отослал обратно с бритыми подбородками – в глазах мусульман и других азиатских народов это величайшее поругание[176]. Быть может, еще до этого Чингисхан созвал «курилтай», или собрание предводителей родов, которое, подобно земскому собору, выражало мнение народа и поддерживало важнейшие мероприятия государя, и война с хорезмшахом была решена.

Почти три четверти года (615–616 = 1218–1219 гг.) Чингисхан стоял лагерем на Иртыше, обучая свою конницу и привлекая к себе все новые силы; только осенью 616 (1219) г. все войско в нескольких колоннах двинулось на Трансоксанию. Первое столкновение между монголами и хорезмийцами произошло еще до этого: к востоку от нижнего Яксарта значительный отряд первых преследовал одну из турецких шаек, не имевшую предводителя и со времени Гушлуга все еще делавшую обладание некоторыми округами бывшего Каракитая спорным вопросом. При этом отряд монголов наткнулся на самого шаха Мухаммеда, который поторопился сюда для защиты владений своих друзей – канкалиев. Джучи, старший сын Чингисхана, получил строгое приказание не вступать в отдельные битвы до прибытия главного войска, поэтому он объявил, что смотрит на войска хорезмшаха как на своих друзей и не ищет с ними ссоры. С поспешностью, обыкновенно свойственной возрастающей внутренней неуверенности, Мухаммед все-таки принудил монголов к битве с своим гораздо более многочисленным войском; но исход ее не согласовался с его ожиданиями. Джучи не только выдержал нападение, но опрокинул левое крыло хорезмийцев и этим подверг опасности и центр, в котором находился сам шах: только благодаря храбрости сына шаха Джелаль ад-дина, который победоносно отразил нападение на правое крыло и затем поторопился на помощь к отцу, равновесие установилось. Было неизвестно, на чьей стороне осталась победа: оба войска стояли лагерем на поле битвы, но ночью, согласно своим инструкциям, Джучи поспешно отступил: утром исчез всякий след быстрых монгольских всадников.

Это происшествие произвело необыкновенное впечатление на шаха Мухаммеда. При всей неутомимости своего честолюбия, которое в течение его двадцатилетнего царствования не давало ему успокоиться прежде, чем он не утроит размеры своего царства, он не обладал той энергией, которая способна выжидать, возрастает по мере увеличения трудностей и вполне проявляется в несчастье. До этих пор он был баловнем счастья; предприятия его, за исключением похода на Багдад, почти всегда удавались, к тому же, быть может, и приближающаяся старость давала о себе знать. В то время как на Иртыше Чингисхан создал из своих толпищ четыре столь же подвижных, сколько строго дисциплинированных войска, хорезмшах предавался лишь болезненным размышлениям. Он повелевал сотнями тысяч людей; но его могущество походило на тот колосс, который держится на глиняных ногах. Подобно своим предшественникам, он набирал большую часть своего войска из турецких племен, живших кругом Аральского моря и вплоть до Каспийского; но в рядах войска отдельные начальники сохранили несоразмерно большую самостоятельность. Кочевники, по своему обыкновению, по первому предлогу быстро сплачиваются в лавину, но когда они встречают энергичное и упорное сопротивление, то так же быстро рассеиваются.

Мухаммед, может быть, думал, что большая часть его эмиров предоставит его собственной судьбе при первом несчастье, так что он очутится между Оксусом и Яксартом как бы в мышеловке. Само собой разумеется, он не мог сделать главным оплотом против надвигающихся с востока монголов свою столицу, лежавшую на крайнем севере его царства, да еще стесненную между пустынями и Аральским морем. К тому же мать его Туркан-хатун – это имя всегда приносило несчастье – действовала здесь, среди своих соплеменников из канкалиев, свободнее, чем он того желал. Словом, думая лишь об увеличении своего царства, он упустил вовремя дать ему надлежащую организацию; сознание этого не давало ему теперь действовать. Шах ограничился тем, что сильно укрепил крепости Трансоксании, в особенности Отрар, Дженд, Ходжент, Бухару и Самарканд; сам же он оставался пока в Самарканде.

Между тем позднею осенью (1219 = 616 г.) монгольские войска подошли к границе: первое, под началом сыновей Чингисхана Джагатая и Огатая[177], к Ограру, второе, под предводительством Джучи, и третье, более слабое, спускаясь по течению верхнего Яксарта[178], шли через Узкенд и Шаш к Дженду, с одной стороны, и к Ходзкенду – с другой. В то время как эти войска, не теряя времени, приготовились осадить крепости, Чингисхан направился со своим главным войском через реку прямо на Бухару; такой план действий сделал бы честь и стратегу XIX века.

Если хорезмшах не знал, что ему делать, то знал это повелитель монголов. Почти все гарнизоны городов на Яксарте храбро защищались. Гайр-хан в Отраре понимал, что его жизнь поставлена на карту, и решился дорого продать ее: пять месяцев он отчаянно защищался, затем часть войска покинула его, город был взят приступом, а сам он, защищаясь как лев, был схвачен. Его привезли к Чингисхану, который в отместку за убийство своих подданных велел залить ему глаза и уши расплавленным серебром. Приблизительно за 1750 лет до этого, в этой же местности царица массагетов Томириса залила золотом глотку побежденного Кира; теперь же для этого второстепенного полководца сочли достаточным прибегнуть к менее ценному металлу, и несчастный остался жив.

Этот успех был хорошим предзнаменованием для монголов. Остальные крепости после более или менее упорного сопротивления были также завоеваны. Поистине геройской защитой прославился замок Ходжента, располагавшийся

Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 228