Иногда он говорит вещи, которых сам от себя не ожидает. И при этом мы, психодраматисты, всячески сторонимся мистических объяснений этого процесса. Мы говорим: роль ведёт человека. Потому что роль, взятая из древнего сюжета, осмысленная, оживлённая множество раз в культуре – это уже архетип. И, входя в эту роль, человек как бы открывает внутри себя этот архетип, становится чуть больше самого себя, приобретает новый опыт.
Те интерпретации состояний героев, которые я здесь привожу – это то, что переживали и говорили участники наших библиодрам. Их субъективный опыт.
Итак, Давид.
Давид был младшим сыном в большой семье небогатых пастухов. У него не было шансов изменить свою жизнь, но Бог решил, что именно Давид будет царём. Он был красив, умён, честен. Он был почти идеальным, но при этом мог ломать шаблоны и идти против общественного мнения. Царь был спонтанен и креативен, мог позволить себе танцевать и петь, прославляя Бога. Когда же его люди голодали, Давид пошёл на нарушение традиции и накормил их тем хлебом, который могли есть только священники. А ещё он писал псалмы и играл на музыкальных инструментах. Но вот однажды с ним случилась одна история.
Мы строим первую сцену, в которой начинается история. Стулья и ленты помогают нам переместиться в Иерусалим. Вот Давид в высоком царском дворце, вниз террасами спускается город. Царь прогуливается по галерее дворца, и вдруг замечает на крыше одного из домов, как прекрасную девушку омывает служанка. Для нас это, конечно, странно, но для того времени вполне обычное явление.
Конечно, царь знал, что это дом его друга и военачальника Урии, а прекрасная женщина – его жена. Настолько прекрасная, что царь послал за ней своих слуг.
Вот тут начинается интересное.
Библия лаконично рассказывает: «…и она пришла к нему, и он спал с нею».
На группе эта коротенькая, описывающая факты фраза оживает, раскрашивается переживаниями, наполняется чувствами тех, кто исполняет роль Вирсавии (это могут быть и мужчины). Её решение (вынужденное или добровольное, интерпретации бывали разными, но об этом позже) приобретает смысл, дорастает до ценностного выбора, который вслед за героиней совершает играющий её человек.
Библейский текст намечает траекторию роли, оставляя много пространства для индивидуального её проживания. Возможно, в реальной жизни человек и не встречается с таким острым моментом выбора, или не распознает его. Здесь же, в драме, всё объёмно и конкретно.
Ты – прекрасная женщина. Твой муж – сражается. Он много сражается, редко бывает дома. А к тому же он даже не еврей, а ты – из знатного рода, по статусу близкого к царскому. Тебя зовёт к себе царь. Красивый и умный. Что выбрала бы ты в такой ситуации?
Заранее скреплённый текстом сюжет не позволит Вирсавии отказаться и не пойти к царю. Но что проживает она по дороге от своего дома к царскому дворцу?
Модальность выбора из плоскости делать/не делать смещается в пространство чувств и глубоких ценностных переживаний. Кто ты, Вирсавия – жертва деспотичного господина? Или тоскующая в одиночестве красавица, которой льстит внимание царя? Боишься ли ты, что нарушаешь строгий закон? Или торжествуешь, что становишься вдруг значимей закона?
Каждая из участниц услышала голос Вирсавии по-своему, но в целом вышла вполне реалистическая картина не такого уж сложного внутреннего мира красивой женщины.
«Женщина эта сделалась беременною и послала известить Давида, говоря: я беременна». Это следующий поворотный момент истории, вынуждающий всех её участников к новым решениям. К новому выбору самих себя. Ведь история, похожая на эту, могла произойти в любое время с любыми людьми. Мало ли случается любовных треугольников. Но степень риска и масштаб последствий у библейских персонажей несколько иной.
Например, Вирсавию за измену мужу по закону могли закидать камнями.
А Давид? Он изо всех сил пытается сохранить репутацию. Вызывает к себе Урию, щедро угощает вином и отправляет домой к жене. Но Урия дважды вместо своего дома проводит ночь у городских ворот среди своего войска. То ли роль вояки так крепко приросла к его натруженному войной телу, что и дом перестал быть домом. То ли чувствовал он своей геройской честностью, что царю что-то от него надо, а он, всегда слуга и подчинённый, вдруг обрел власть – дать или не дать. Прикрыть нечестивый поступок или нет. А может быть, он всего лишь простой грубоватый воин. Не мог оставить своих солдат, потому что для него репутация важнее молодой жены.
Вирсавия не могла этого не знать. Иерусалим – город маленький. Все знали, что Урия в городе, но не пришёл к ней. Она плакала у окна, ей было страшно.
Опять же, библейский текст – лишь контур. Весь объём в сердце читающего или исполняющего роль.
Что же происходит с Давидом? Когда твоя роль всемогущий царь, разве ты можешь отказать себе в чём-либо? Едва ли. И ты не отказываешь, ты зовёшь к себе красавицу Вирсавию, жену твоего друга и верного воина. Но ведь ты – не только всемогущий. Ты ещё и справедливейший, чтущий закон и любящий Бога. Это тоже твоя роль. Как же теперь выходить к людям и требовать от них поступать по закону? Как смотреть в глаза другу и подчинённому? Что делать с беременной Вирсавией? А если Урия разозлится и поднимет войска? Ведь его любят солдаты…
Давид напуган. Желающих играть Давида всегда не очень много. Это сложная роль, и те, кто побывали в ней, всегда потом делились, что состояние царя – это шторм страстей. И страх – такое непривычное для царя состояние. Именно его ни за что нельзя показать народу. Это ещё страшнее, чем открыть поступок с Вирсавией. Во что бы то ни стало надо было сохранить роль великого царя.
Трагедии было не избежать. На чаше весов дружба и верность против образа великого и справедливого царя. Давид сделал свой выбор.
И вот вслед за Урией главнокомандующему в район военных действий летит страшное письмо: «Направить Урию в самое пекло на верную смерть». Вот так. Страсть потянула за собой убийство.
Роль всемогущего царя, которому позволено всё, кроме слабости, проявилась в полной мере. Убийство сделало эту роль завершённой.
Перед смертью Урии, мы встречаемся ещё с одним персонажем – Иоавом. Он друг Давида и Урии. Ему суждено было самому вынести приговор своему другу. Были ли у него сомнения, сожаления? Исполнители его роли говорили, что да. Но приказ есть приказ, сомнениям здесь не место. В конце концов, погибнуть в бою – честь для воина. И Урия погиб. У