Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 60
даже больше, чем жажда знаний может рассказать об угре».
Но почему именно угорь воспринимается как нечто отталкивающее? Почему он пробуждает в нас такие чувства? Неужели только потому, что он скользкий и покрыт слизью, или из-за того, чем он питается, или оттого, что ему нравится жить в темноте и в одиночестве? Или же из-за неверных религиозных толкований? Нет, пожалуй, дело в том, что он кажется таким загадочным, словно что-то таится за внешне безжизненными черными глазами. С одной стороны, все мы его видели, держали в руках, пробовали на вкус. С другой стороны, он что-то от нас скрывает. Даже когда мы подбираемся к нему совсем близко, он остается для нас чужаком.
В психологии, а также в искусстве принято говорить о неприятном чувстве, которое по-немецки называется словом unheimlich. Это слово часто переводят как «жуткий» или «зловещий», но в определении заложено то, что речь идет об особом чувстве, которое мы испытываем, сталкиваясь с тем, чего не можем объяснить.
Немецкий психиатр Эрнст Йенч написал в 1906 году эссе под названием Zur Psychologie des Unheimlichen[6], где он определил это как «мрачное чувство неуверенности», которое накатывает на нас при встрече с чем-то новым и чужеродным. Нас пугает то, поясняет Йенч, что вызывает у нас интеллектуальную неуверенность, когда мы из-за нехватки опыта или ограниченности восприятия чего-то не узнаём или не можем объяснить.
Зигмунд Фрейд, оставивший к тому времени изучение угря и ставший ведущей фигурой психоанализа, счел это объяснение слишком поверхностным. В 1919 году он опубликовал эссе Das Unheimliche[7], которое отчасти являлось ответом на определение, данное Эрнстом Йенчем. Фрейд считал, что Йенч прав: неуверенность вызывает у нас особое жуткое чувство, например когда мы не знаем, мертвое перед нами тело или живое, или когда мы сталкиваемся с человеческим безумием либо становимся свидетелями эпилептического припадка. Однако не все новое и незнакомое вызывает неприятные чувства. По мнению Фрейда, требуется еще кое-что — в ситуации должен присутствовать еще один компонент, чтобы возникло ощущение unheimlich. И этот компонент — нечто известное. Речь идет о том особом неприятном чувстве, которое мы испытываем, когда то, что мы, как нам казалось, знаем и понимаем, оказывается чем-то другим. Привычное, внезапно оказывающееся непривычным. Объект, существо, человек, который оказывается не тем, за кого мы его поначалу принимаем. Хорошо сделанная восковая фигура. Чучело животного. Труп с розовыми щеками.
Для лучшего объяснения Фрейд обратился к языковому значению. «Немецкое слово unheimlich, — писал он, — явный антоним слову heimlich, heimlisch в значении „привычный“, „домашний“; и мы можем легко поддаться соблазну сделать вывод, что то, о чем мы говорим unheimlich, пугает, поскольку не является знакомым и привычным». Однако Фрейд подчеркивает, что heimlich — слово многозначное, ибо может обозначать и то, что является тайным, личным, скрытым от окружающего мира. Слово включает в себя свою полную противоположность. Таким же образом обстоит дело и со словом unheimlich: оно обозначает одновременно нечто знакомое и незнакомое.
Именно так, по мнению Фрейда, нам следует понимать то особое неприятное чувство, которое описывается словом unheimlich.Оно охватывает нас, когда то, что мы знаем, включает в себя элемент неизвестного, и мы начинаем испытывать растерянность по поводу того, что именно мы видим и что это означает.
Своим эссе Das Unheimliche Зигмунд Фрейд придал страху психоаналитическую основу, которую многие писатели и художники с тех пор с успехом использовали. Я склонен думать, что какую-то роль во всем этом сыграл угорь.
Отметив языковую двойственность понятия, Фрейд обращается к новелле Эрнста Амадея Гофмана «Песочный человек»[8], чтобы проиллюстрировать, какие выражения может приобретать это особое чувство жуткости. В новелле «Песочный человек» рассказывается история о юноше по имени Натанаэль, который, уехав учиться в чужой город, вынужден столкнуться со своим собственным вытесненным прошлым, а впоследствии и с собственным безумием. В детстве Натанаэлю рассказывали о страшной сказочной фигуре Песочного человека, который появляется по ночам у детских кроваток и ворует у детей глаза. Став взрослым, он встречает воплощение Песочного человека в виде мужчины, продающего барометры и оптические инструменты, а когда он влюбляется в таинственную женщину по имени Олимпия, выясняется, что она на самом деле робот, созданный торговцем барометрами и профессором по фамилии Спаланцани. Когда Натанаэль постепенно выясняет, как обстоят дела, обнаружив в доме профессора безжизненное тело Олимпии, рядом с которым лежат глаза, его охватывает острый приступ безумия, и он пытается убить профессора.
Вся новелла балансирует на грани абсурда. Взгляд рассказчика все время меняется, ничего точно не известно, события происходят то ли в реальном мире, то ли в бедной голове Натанаэля. Для Фрейда женщина, которая оказывается роботом, и кража глаз — центральные символы для понимания сути жуткого: здесь и неуверенность, живое перед нами существо или мертвое, и страх потерять зрение, то есть возможность наблюдать и видеть мир таким, какой он на самом деле.
Но, возможно, есть еще что-то, что привлекло Фрейда в новелле Гофмана. В ней повествуется о молодом человеке, для которого родной язык немецкий и который отправляется в чужой город учиться. Название города не упоминается, но и продавец барометров, и Спаланцани — итальянцы. Кстати, продавец барометров продает не только барометры, но и всяческие оптические инструменты, например микроскоп — прибор, с помощью которого человек научного склада рано или поздно сможет увидеть истину. К тому же интересное совпадение: мистический профессор Спаланцани в «Песочном человеке» — практически однофамилец знаменитого естествоиспытателя Спалланцани, который в XVIII веке отправился в Комаккьо, тщетно ища правду об угре.
В конце своего эссе Фрейд рассказывает о неприятном эпизоде, который случился с ним самим. Он описывает прогулку «в провинциальном итальянском городке»: стоит теплый летний вечер, и он, сам не ведая как, оказывается на узкой улочке, где видит множество накрашенных женщин, сидящих в окнах домов и разглядывающих его. Он уходит оттуда, но вскоре с удивлением обнаруживает, что опять вернулся на то же самое место. Снова уходит — и снова обнаруживает, что в третий раз возвращается на ту же улочку. Неосознанно он трижды приходил на то же место, как бывает, когда во сне приходится раз за разом проживать
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 60
