психоанализа? Все просто. Группа, которая сдержала свои эмоции, будет испытывать внутреннее напряжение, сильный гнев и враждебные чувства по отношению к лаборанту, в то время как другая группа — та, которой позволили излить свои эмоции, почувствует себя умиротворенной, расслабится и уже не будет испытывать особой враждебности к обидчику. Короче, согласно психоаналитической теории, нестесняемое проявление враждебности освободит обиженных испытуемых от их враждебных чувств.
Будучи правоверным фрейдистом, Кан именно это и предполагал. Однако он был немало удивлен и даже вдохновлен (что делает ему честь), получив противоположные факты. Выяснилось, что те, кому была предоставлена возможность излить свою агрессию, впоследствии испытывали большую неприязнь и враждебность по отношению к обидчику, нежели те, кому не дали такой возможности. Другими словами, проявление агрессии не тормозило предрасположенность к ней, наоборот, оно способствовало ее усилению даже тогда, когда жертва действительно была виновата перед обидчиком.
Эксперимент Кана иллюстрирует то, что разгневанных людей можно вовлечь в так называемое «сверхвозмездие» (overkill). (В данном случае увольнение лаборанта с работы является серьезным «сверхвозмездием», по сравнению с причиненным им ущербом.) В свою очередь «сверхвозмездие» производит диссонанс во многом таким же образом, каким его производит нанесение вреда невинной жертве. Иначе говоря, существует несоответствие между причиненной вам обидой и величиной возмездия. Несоответствие требует оправдания, и, как в экспериментах с «невинной жертвой», оправдание принимает форму умаления достоинств человека, на которого направлен ваш гнев, и это происходит после того, как вы причинили вред обидевшему вас человеку.
А что, если не разрешить возмездию быть чрезмерно жестоким? Иными словами, что будет, если уровень ответных действий разумно контролируется и они не намного выше интенсивности действий, направленных против вас? Я бы предсказал, что в подобых обстоятельствах диссонанс окажется либо весьма невелик, либо его не будет вовсе. «Сэм оскорбил меня, я отплатил ему тем же; мы квиты. У меня нет потребности в каком-либо дополнительном возмездии». Именно это и обнаружили в своем эксперименте Энтони Дуб и Ларрейн Вуд{333}. Как и в эксперименте Кана, исследователи устроили дело таким образом, что их испытуемых всячески унижали и раздражали сообщники экспериментаторов. В одних условиях испытуемым предоставили возможность ответных мер (в данном случае использовались удары током); и как только испытуемые расквитались с обидчиками, у испытуемых пропало желание еще каким-то образом наказывать их. Однако те испытуемые, которым не дали возможности принимать ответные меры, впоследствии, когда она у них появилась, предпочли наказать своих обидчиков. Итак, мы убедились, что ответные меры могут уменьшить потребность в дальнейшей агрессии, если восстановлено состояние, близкое к справедливому.
Здесь мы подошли к весьма важному моменту, который следует подчеркнуть особо. Большинство ситуаций в реальном мире не являются столь аккуратно уравновешенными, как в эксперименте Дуба и Вуд, когда ответные действия могли быть строго отмерены в соответствии с вызвавшими их исходными поступками. По моему мнению, окружающий мир обычно ближе к той ситуации, что была создана в эксперименте Майкла Кана: типичным является то, что возмездие значительно превосходит породившее его действие зачинщика.
Вернемся еще раз к событиям в Кентском университете. Каковы бы ни были действия студентов в отношении национальных гвардейцев штата Огайо — выкрикивание непристойностей, различные подначки и подзуживания, — их вряд ли можно оценить как заслуживающие стрельбы и убийства. Более того, большинство жертв устроенной бойни оказались вообще невиновны!
Во всех подобных ситуациях имеет место как раз прямая противоположность катарсису. Стоит мне только выстрелить по бунтующим студентам в Кентском университете, как я тут же начну убеждать себя, что они в действительности того заслуживали, и буду ненавидеть протестующих студентов еще больше, чем до рокового выстрела. Стоит мне только принять участие в убийстве женщин и детей в деревушке Май Лай, как я лишь укреплюсь в своем убеждении, что азиаты — не люди. Стоит только отказать чернокожим гражданам в приличном образовании, как я еще больше поверю, что они глупы и по меньшей мере не смогут извлечь никакой пользы из хорошего образования. В большинстве ситуаций насилие не снижает тенденции к насилию: насилие порождает дальнейшее насилие. Но если дело и вправду обстоит таким образом, то что же нам делать с нашими агрессивными чувствами?
Есть принципиальная разница между тем, что вы испытываете гнев, и тем, что вы выражаете его в насильственной и деструктивной манере. При соответствующих обстоятельствах первое — это нормально и безвредно по отношению к окружающим. На самом деле мало что можно сделать, чтобы избежать гнева, но что определенно возможно сделать, так это выразить его в ненасильственной форме — например в форме простого, но решительного заявления: «Я очень сердит на вас за то, что вы сделали». Действительно, подобное высказывание само по себе дает разгневанному человеку возможность самоутвердиться и, вероятно, послужит снятию напряжения и улучшению его самочувствия. В то же время, поскольку объекту гнева не нанесено большого вреда, данная реакция не включает когнитивные процессы, которые приведут разгневанного человека к оправданию своего поведения путем осмеяния или умаления достоинств того, кто вызвал у него гнев.
Мы еще поговорим обо всем этом в главе 8.
Катарсис, публичная политика и средства массовой коммуникации
Какое все это имеет отношение к публичной политике? Рассмотрим наиболее экстремальный пример человеческой агрессии — войну.
В дополнение к своей гипотезе о том, что инстинкт смерти проявляет себя на индивидуальном уровне, Фрейд разработал теоретическую концепцию, заключающуюся в том, что этот инстинкт «работает» и на уровне общества в целом, проявляя себя в битвах между народами{334}. Но выполняют ли войны роль катарсиса, предоставляя выход для наиболее разрушительных тенденций, скапливающихся в обществе? Если так, то тогда можно предположить, что в государстве сразу после окончания войны с соседями должно наблюдаться снижение числа преступлений, связанных с насилием.
Дэйн Арчер и Розмари Гартнер{335} проследили уровень преступности приблизительно в 110 странах, начиная с 1900 г. Они обнаружили, что войны на самом деле лишь поощряли преступления, способствовали их росту. По сравнению с аналогичными государствами, не вовлеченными в войны, в странах, которые вели их, после окончания войны наблюдался существенный рост убийств. Итак, войны не только не уменьшают тенденцию к агрессии, а наоборот, они увеличивают агрессивное поведение, придавая ему легитимность.
Несмотря на непрекращающееся накопление доказательств, опровергающих гипотезу катарсиса, в нее по-прежнему верят многие, включая тех, кто принимает важные решения, затрагивающие всех нас. Так, часто приходится слышать аргументацию в пользу того, что такие действия, как игра в футбол{336} или наблюдение за сценами убийства по телевизору{337}, выполняют важную социальную
