41

Свое потрясение и разочарование Бакунин выразил в письме к Нечаеву: «Я не могу вам выразить, мой милый друг, как мне было тяжело за вас и за самого себя. Я не мог более сомневаться в истине слов Лопатина. Значит, вы нам систематически лгали. Значит, все ваше дело проникло протухшей ложью, бьио основано на песке. Значит, ваш комитет — это вы, вы, по крайней мере, на три четверти, с хвостом, состоящим из двух, трех-четырех человек, вам подчиненных или действующих, по крайней мере, под вашим преобладающим влиянием. Значит, все дело, которому вы так всецело отдали свою жизнь, лопнуло, рассеялось, как дым, вследствие ложного глупого направления, вследствие вашей иезуитской системы, развратившей вас самих и еще больше ваших друзей. Я вас глубоко любил и до сих пор люблю, Нечаев, я крепко, слишком крепко в вас верил, и видеть вас в таком положении, в таком унижении перед говоруном Лопатиным было для меня невыразимо горько. <…> Увлеченный верою в вас, я отдал вам свое имя и публично связал себя с вашим делом. <…> Веря в вас безусловно в то время, как вы меня систематически надували, я оказался круглым дураком — это горько и стыдно для человека моей опытности и моих лет — хуже этого, я испортил свое положение в отношении к русскому и интернациональному делу».

42

Между прочим, в первые годы заключения в Петропавловской крепости, когда условия содержания были еще достаточно сносными и узнику разрешалось чтение беллетристики, Нечаев познакомился с романом Достоевского, лучше всякого суда разоблачавшим «нечаевщину». Реакция Сергея неизвестна, так как все его записи и заметки после смерти были уничтожены.