За лесом начались золотые холмы, плотно усеянные ярко-жёлтым цветком. Здесь Симаков вёл Василису по-афгански, низко по рельефу, закладывая крутые виражи. По лугам скорость была особенно заметна, и дополнительная воздушная подушка придавала полёту восьмитонной машины мягкую упругость.

– Солнечный огонь, ребята! Солнечный огонь! – восхищалась цветами Лили, теперь и она забыла, что ей не восемь лет.

– Цветок так называется, – объяснила счастливая Валери.

– Эх, жаль мне вас, девчонки, не видели вы с высоты птичьего полета, как у нас подсолнухи в августе цветут! – млел рядом с чёрной красавицей Волков.

За перелеском вертолёт выскочил на равнину, которая прямо по курсу упиралась в отвесную терракотовую стену с зелёным ковром на макушке. Неведомая сила выдавила из африканской земли огромный остров, а заспанный ручей в тропическом лесу стал белёсой лентой водопада.

Симаков так подошёл к стене, чтобы колышущиеся паруса из мороси на солнце заиграли цветами радуги. Вертолёт взмыл ввысь над холмом, и взору открылись серебристые рукава реки Конго на границе Анголы с Заиром.

– Вот она, моя песня! – смеялся счастливый командир Симаков.

Заворожённые такой красотой Венеры не то что петь, слова вымолвить не могли. Наконец, Валери стала припоминать что-то из Киплинга:

– On your feet, and let them know

This is why we love her!

For she is South Africa,

She is Our South Africa,

Is Our Own South Africa,

Africa all over![10]

– Витя, о чём это она? – улыбался Волков.

– Ерунда, Володя, у Михалкова лучше:

«И видит Илья удивительный сон, как будто летает по Африке он.

Над ним африканское солнце печёт, река под названием Конго течёт».

– Точно! – рассмеялся борттехник. – Кому скажи, не поверят.

В Квимбе Симаков завис над красным футбольным полем, чтобы сдуть пыль, которую могло засосать в двигатели во время приземления. Это была единственная площадка в джунглях, пригодная для посадки вертолёта.

– Если бы не любовь к великой игре, как бы мы здесь вообще доставляли урны для голосования?! – смеялся Волков, встречая экипаж у трапа наземле.

Сквозь зелёные заросли со всех сторон деревни к ним бежали счастливые ангольцы, большие и, конечно, маленькие.

Крайний зимний

На голубом стяге Европейского Содружества в кружок сошлись золотые звёзды, и послали они жителям деревни Квимба вертолёт, певицу Лили, урны для голосования и мешки маиса. Счастье в то утро плясало, свистело, улюлюкало, било через край и сильно задержало вылет Симакова в Макелу-ду-Зомбо.

Пока местные активисты под руководством Валери принимали груз, согласовывали митинг и концерт, а Бикбаев с Авдеевым сторожили вертолёт, чтобы местные не растащили его на куски, командир с борттехником пошли в атаку на ворота деревенской команды. Здоровяк Волков повис на бревне-перекладине, проверяя её на прочность. Симаков заправским финтом отобрал у местных звёзд потёртый, но вполне приличный мяч и решил сбить знакомую грушу в камуфляже.

– Вратарь молниеносно отреагировал на комбинацию противника! Поправил зелёную кепку! И-и-и как Лев Яшин бросился на мяч! – с нарастанием в голосе комментировал Авдеев для Бикбаева, пытаясь подражать Озерову.

– Гол. Хрен – штанга! – смеялся штурман. – Озеров на хоккейном матче выражался точнее.

Слышала ли чёрная детвора о Яшине, Блохине? Конечно, нет, для них в футбол играли свои кумиры, но радости было выше крыши у всех.

Другим деревням по маршруту Симакова в тот день повезло меньше, но и там футбольные площадки вмиг заполнялись игроками, зрителями, большими и маленькими. Они тоже с восторгом встречали русский экипаж в зелёном вертолёте, пусть без эскимо, но с голубыми ящиками – урнами для голосования.

В каждом населённом пункте было своё поле, большое или маленькое, с деревянными воротами или булыжниками вместо них. Вытоптанное голыми пятками, сверху оно казалось красной проплешиной на большой зелёной арене, счастливой отметиной на африканской земле, отдушиной мальчишек, их светлой мечтой – однажды вырваться из джунглей в мир большого футбола – в это хотелось верить. Была ли подобная надежда у ангольских девочек? На бреющем полёте так ничего разглядеть и не удалось.

Три часа спустя экипаж Симакова вернулся в Квимбу, забрал двух Венер и, причесав ангольских пацанов горячим ветром с запахом отработанного керосина, взял курс на базу в Уиже.

Половинка Солнца над Атлантикой прощалась красным, тая в правом блистере сквозь несущее крыло.

– Володя! – штурман Бикбаев вызвал борттехника по гарнитуре, с улыбкой пилотируя машину по GPS. – Вы когда с Лили тут рядышком сидели, меня свербило подколоть: «Как рыжий кот с чёрной кошкой на заборе, довольные оба такие – хвосты в разные стороны, а спинки вместе».

– Ага, помню, было дело! – усмехнулся Волков. – Сидим мы с ней до реинкарнации на заборе, и вдруг из подворотни мартовский котяра: «Ни-ха-у!» Всю малину обгадил. Сергуня! Ты, что ли, был?!

Хохот в уши заставил экипаж на минуту снять гарнитуры.

Довольный Волков покинул кабину пилотов, прошёл в хвост вертолёта, достал с галёрки картонную коробку с «геркулесовой кашей» (американским лётным пайком), вскрыл её и, как заправский официант – аншеф, преподнёс девушкам на правой руке. Валери пробежалась глазами по этикеткам, взяла серый запаянный пакет с тунцом, а Лили выбрала такой же с курицей.

– Спасибо, Володя! – поблагодарила Валери по-русски. – Мы голодные как две медведицы! Вкусно, и здорово вот так лететь хорошей компанией в последний день зимы.

Авдеев перевёл.

– Ну, брат, от тебя не ожидал. В авиации? Даже не произноси! Нет такого слова! Только «крайний!»

– Володя, это не я. Это женский литературный взгляд на окончание зимы в Африке, – рассмеялся Авдеев.

– В танке, может, он и литературный, – негодовал Волков, – а в вертолёте – предпосылка к авиационному ЧП. В училище я от курсантов требовал, чтобы зарубили на носу с первого дня! Отгадай, на каком романе Фенимора Купера приходилось тренировать молодёжь? – смягчил наезд борттехник, наблюдая краем глаза, что девушки заинтересовались темой разговора.

– И кем же ты был в училище? – намеренно тянул Авдеев.

– Командиром учебной роты, друг мой. Выборгское авиационно-техническое – прошу любить и жаловать. Так ты не ответил.

– Да, Володя, не ожидал! – Авдеев смотрел на него с большим уважением. – У Купера, говоришь? У Фенимора? Неужели «Крайний из могикан?» Не может быть!

– Молодцом. Зачёт. Исправился на месте, – Волков изобразил удовлетворение.

– Как же ты оказался борттехником у Симакова? – улыбался Авдеев.

– Да надоела казарменная неограниченная власть, захотелось свободы, неба!