Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 85

Конечно, механизм предвосхищения будущего состоит не только из «живых» нейронных компьютеров. У разумных организмов, скажем, у млекопитающих, алгоритмы или эмпирические правила, хорошо себя показавшие в прошлом, подкрепляются эмоциями. Мозг и тело нашей молодой антилопы не просто советуют убегать для спасения жизни от львиного прайда. Они также выделяют гормоны, которые заряжают животное энергией, вызывают, как пожарная сигнализация, сильные эмоции страха и паники, побуждают к бегству. Эмоции влекут его в «красную» зону конуса будущего 3. Так обстоит дело и с людьми. Наши эмоциональные системы – часть большого репертуара полуавтоматических реакций на знакомые ситуации, в которых тщательное обдумывание чаще всего не требуется, а важна как раз скорость реакции. Просто вспомните о страхе, который мы испытываем, когда начинаем задыхаться. Связь между нервной системой и эмоциями объясняет, почему о различии между хорошим и плохим будущим не просто думают, почему его ощущают – причем достаточно остро. Мы питаем сильные чувства по поводу многого на свете, и – по крайней мере, у людей – эти чувства закладывают основу для большей части морального и этического мышления.

Эмоции тесно связаны с быстрыми алгоритмами, которые дают советы о будущем, опираясь на закономерности, а не на строгое осмысление происходящего. Эти удобные алгоритмы составляют часть того, что психолог Даниэль Канеман называет «быстрым мышлением»135. Такое мышление интуитивно, протекает в основном подсознательно и не требует особых усилий. Но это оно обрабатывает большинство наших решений о будущем. Оно незаменимо, когда нам не хватает времени, информации или энергии, чтобы глубоко обдумать проблему; к нему прибегают в простых случаях, и обычно быстрое мышление указывает правильное направление действий – обычно, но не всегда. Порой оно оказывается слишком быстрым, как следует из экспериментов Канемана и его партнера Амоса Тверски. Например, быстрое мышление опирается на легкодоступную информацию, то есть делает выводы преждевременно, основываясь на том, что Канеман и Тверски в шутку называют «законом малых чисел»136. Наша молодая антилопа могла бы сказать своей матери: «Я ходила к водопою четыре раза, и там были львы, но они не пытались меня убить. Почему ты не хочешь, чтобы я ходила туда?» Мы все обобщаем недавний опыт, и нередко делаем это по смехотворно малой выборке – так, допустим, спортивная команда увольняет тренера после двух неудачных сезонов. Быстрое мышление объясняет, почему столько наших мыслей о будущем ситуативно, даже при поддержке сложной нервной системы.

С другой стороны, пусть быстрое мышление создает проблемы, у нас достаточно времени и умственной энергии для вида с большим мозгом, чтобы успеть мобилизовать вторую систему, которую Канеман называет «медленным мышлением». Это мышление использует мать-антилопа, отвечая дочери: «Твоя выборка слишком мала, чтобы делать выводы. Я прожила дольше и помню последний день твоего отца. Держись подальше от водопоя!» Медленное мышление требует определенного уровня сознательности, поэтому именно тут мы вправе уже буквально рассуждать о помышлении будущего. Медленное мышление требует больших усилий и большей сосредоточенности, оно изучает все более тщательно, использует больше информации и проверяет свои выводы крайне скрупулезно. Иными словами, у больших разумных организмов вроде нас с вами именно медленное, сознательное мышление принимает многие важные, «административные» решения о будущем. Разделение труда между быстрым и медленным мышлением в большинстве случаев осуществляется почти незаметно. Как выразился Канеман, «это сводит к минимуму усилия и оптимизирует производительность»137.

В завершение отмечу, что многое остается загадочным в биологии мышления о будущем. Как заявил, слегка преувеличивая, ученый-компьютерщик Стюарт Рассел, «что касается обучения нейронов, их познания, запоминания, рассуждений, планов и решений – по большей части об этом остается лишь догадываться»138. Мы понятия не имеем, как триллионы нейронов сообща способны порождать яркое ощущение реальности в наших головах в качестве подготовки к будущему. У нас нет реального понимания источника осознанности или сознания (Элисон Гопник говорит о «том, от чего избавляют анестетики»139). Мы не знаем, на каком этапе эволюции впервые возникает свет сознания. Неужто страдающая от жажды молодая антилопа сознательно думает о своей грядущей участи? Многие философы описывают проблему сознания как «трудную» – этот термин впервые употребил философ Дэвид Чалмерс в 1995 году. Сознание для многих философов и психологов не менее проблематично, нежели темная материя и темная энергия для космологов. Но, чем бы ни было сознание, оно позволяет нам осознавать мысли о будущем, присутствующие у нас на протяжении большей части нашей бодрствующей жизни.

Часть третья

Подготовка к будущему

Как это делают люди

Глава 5

Что нового в человеческом мышлении о будущем?

«Ах, милый, ты не одинок: И нас обманывает рок, И рушится сквозь потолокНа нас нужда. Мы счастья ждем, а на порогВалит беда…Но ты, дружок, счастливей нас…Ты видишь то, что есть сейчас. А мы не сводим скорбных глазС былых невзгодИ в тайном страхе каждый разГлядим вперед».

У людей – как и, можно предположить, у многих других наделенных мозгом живых существ, в том числе у бернсовского «зверька проворного, юркого, гладкого» – размышления о будущем на исполнительном уровне протекают преимущественно осознанно. При этом два взаимосвязанных фактора придают человеческому мышлению о будущем небывалую силу и значимость в сравнении с мышлением прочих «мозговитых» видов. Накопленные на протяжении нескольких миллионов лет развития неврологические и биологические изменения позволяют отдельным представителям рода человеческого думать, воображать, планировать и моделировать возможные варианты будущего с исключительной виртуозностью. А эти навыки, в свою очередь, многократно усиливаются через употребление человеческого языка, который обеспечивает нам обмен идеями и коллективное восприятие информации. Обмен общими сведениями среди многих означает, что человеческое мышление и управление будущим наряду с человеческими технологиями и человеческой культурой в целом способны развиваться и меняться быстрее, чем когда-либо прежде, становиться все более продвинутыми с каждым новым поколением в течение нескольких сот тысяч лет. В совокупности же указанные факторы произвели революцию в отношении нашего вида к будущему – и к планете, нашему дому в космосе. Мы стали, если использовать прекрасную метафору Дидье Сорнетта, «владыками драконов», то есть известными вроде бы существами, которые внезапно начали вести себя совершенно иначе140.

Мы принадлежим к группе исключительно «мозговитых» двуногих приматов, так называемых hominidae, что эволюционировали последние несколько миллионов лет. За минувшие два миллиона лет мозг гоминидов расширялся со скоростью

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 85