В общем, повезло.

На строгий режим

 Меня распределили замполитом отдельно дислоцированной роты по охране колонии строгого режима. Подразделение находилось в поселке в нескольких десятках километров от штаба полка. Представлять меня вез лично начальник политотдела. Перед убытием я был вызван к комполка на инструктаж, где ожидал услышать самое главное о предстоящей работе. Так оно и получилось. Не успев зайти к нему в кабинет, я услышал это главное: «Слушай, лейтенант! Рота развалена! Все твои предшественники на этом посту были сняты с должности. Последнего изгонят сегодня. В поселке на танцы не ходить. Водку не пить. «Макли» (поделки осужденных: ручки из оргстекла, выкидные расчески и т.д.) в зоне не брать, а то тебя спалят. Все, свободен».

 Вдохновленный добрым напутствием полководца, я сел в уазик к начальнику политотдела, и машина повезла меня в неизвестность. «Макли» и водка меня не беспокоили, а вот снятые все предшественники и запрет на танцы в поселковом клубе глубоко запали в душу.

 По пути я осматривал окрестности. Сердце наливалось гордостью. Справа протянулось известное промышленное предприятие, следом за ним усадьба великого русского писателя, далее райцентр, на заводах которого родился известный на весь Союз метод социалистического соревнования. Я был счастлив тем, что мне повезло попасть служить в оазис социализма, притронуться к истории страны, победам в труде. Да и населенный пункт, в котором мне предстояло прожить и прослужить ближайшие годы, носил название, не позволяющее усомниться в победе мирового коммунизма.

 Последний десяток километров пути значительно уменьшил мое эстетическое наслаждение. Заброшенные шахты, покосившиеся дома, разбитые дороги, народ, не испытывающий оптимизма…

 Зато въезд в поселок сразу порадовал. Прямо – зона, справа – местный клуб и рота, слева – почта и магазин. Что еще надо конвойному офицеру для нормальной службы? Несколько нетрезвых средь белого дня граждан пейзажа не портили, а лишь добавляли колорита.

«Валюта" из зоны

Макли – так назывались зэковские поделки. Это своего рода народное зоновское творчество. Наиболее популярными из них были выкидные ножи и расчески, ручки из оргстекла, открывалки для стеклянных бутылок, охотничьи и перочинные ножи и т.д. Макли могли быть и высокохудожественным творчеством: картины, гобелены, чеканки, а также красиво выгравированные или расписанные предметы основного производства исправительно-трудовой колонии. Среди них были кастрюли, сковородки, самовары, рабочий инструмент и даже лопаты с тяпками.

Макли выполняли на зоне и за ее пределами роль валюты. На них можно было купить чай, продукты, рабочую одежду и даже определенные льготы. Если знали, что ты работаешь в зоне или охраняешь ее, то и в различных организациях за «макли» можно было добыть что угодно: доски, металл, асфальт, краску, цемент, стекло, бензин и даже дефицитные большие портреты Членов Политбюро. Но и, естественно, оценка любой проверки и комиссии в немалой степени зависела от «даров зоны» проверяющим.

Если офицеры и прапорщики имели возможность найти поделки в ходе обыска или взять у зэков в обмен на какие-то послабления, то солдат мог их добыть только через неслужебные связи с осужденными. Эти связи они, не имея доступ непосредственно на зону, могли осуществлять только через вышки, где несли службу. Как правило, это выражалось бросанием в зону денег, маленьких пузырьков одеколона, которые воины перед заступлением в караул прятали в сапоги или трусы. В ответ прилетали «макли». Солдаты прятали трофеи в укромных местах на территории военного городка. Наличие поделок в первую очередь свидетельствовало о преступных контактах военнослужащих с зэками. Поэтому главной задачей было найти места хранения маклей и перекрыть возможности их приобретения.

В один из первых дней я и занялся этим поиском. Начал с чердака казармы. Пол этого чердака был почему-то засыпан землей(?!). Поиск относительно быстро принес результаты. Воины, не утруждая себя фантазией, просто прятали все в эту землю, запоминая примерно место. Я набрал целый мешок и доложил начальнику штаба полка. Он несколько раз меня переспросил, уточняя размер мешка. Потом подполковник, все-таки поверив, что мешок из-под картошки, сказал: «Не выпускай мешок из виду! Я скоро буду!» Не прошло и часа, как уазик с начальником штаба был в моей роте. Я поразился, как же он за такое малое время проехал значительное расстояние. Забрав мешок, он сказал: «Давай разбирайся, переверни все и сразу докладывай мне, больше никому! Я скоро приеду на расследование». Прошло пара недель, но ни подполковника, ни расследования». Я ему звоню и прямо спрашиваю: «Товарищ подполковник! Вы скоро приедете расследовать?» Он спрашивает: «Расследовать что?» Я: «По поводу мешка с маклями». Он: «Какой мешок? Какие макли?». Я спросил разрешения повесить трубку. Только спустя какое-то время я понял свою ошибку. Из-за моей неопытности рота лишилась стольких возможностей для приобретения материалов на ремонт и оформление казармы и военного городка. Ушел целый мешок «валюты». Можно сказать, я пережил дефолт.

Хотя главное было положительным: за короткий срок были перекрыты все пути для неслужебных связей солдат с зэками.

Для этого во время командировки в столицу нашей Родины я приобрел подзорную трубу, с которой не расставался. Все воины знали, что в любой момент они на контроле. Но однажды меня за этим занятием застал проверяющий из Москвы. Он сказал, что я бездельник, негодяй и трубой заменил всю работу. После еще нескольких сотен нелестных и громких слов с «оценкой» моего труда подзорная труба прекратила свой путь борьбы с преступностью, а мне был обещан «славный» боевой путь моих предшественников- «карьеристов».

Конвой против американского империализма

Как-то по радиостанции пришло распоряжение провести митинг, посвященный заявлению генерального секретаря ЦК КПСС, где он осуждал какие-то происки американского империализма. Я, как неопытный политработник, принял это распоряжение, как очень важное и ответственное. На тот момент мне было еще неведомо, что большинство распоряжений формальны, и об их выполнении можно доложить простой отпиской, не утруждая себя выполнением. В крайнем случае, можно было что-нибудь изобразить в Ленинской комнате. Но это было позже.

А сейчас я начал готовиться очень серьезно. На массовый поток было запущено производство транспарантов с обличающими лозунгами, большими портретами Членов Политбюро и призывами типа: «Ответим на заявление Ю.В. Андропова бдительностью, высокой боевой готовностью, честность, неподкупностью…» В общем, всем, чем мы можем навредить проклятым империалистам.

Всем офицерам и прапорщикам было приказано привести мужей, жен, тестей, тещ, свекров и свекровей, соседей, знакомых… Отговорки о рабочем дне не проходили. Серьезность момента требовала полной поселковой мобилизации.

В назначенный момент