Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 203

В другой своей работе, под названием «Философия нищеты» (на которую Маркс напишет ставший знаменитым ответ – «Нищету философии»), Прудон писал, что «история – это “работа по выравниванию”, проходящая через четыре века: век языка, психический век, революционный век, “когда род людской выискивает теорию своих нравственных и экономических законов и пытается осуществить ее в политике и религии”, и, наконец, социальный век, когда экономический принцип опирается “на два главных предшествующих принципа религии и управления”. Он различает “собственность” и “обладание” и советует: для того, чтобы оградить личную свободу от общественного принуждения, “уничтожьте собственность, сохранив обладание, и этим одним-единственным изменением в принципе вы полностью измените законы, управление, экономику, общественные учреждения”» [18, с. 112].

С Марксом Прудон сильно разошелся во взглядах на путь достижения социалистических преобразований. Прудон не хотел «Варфоломеевской ночи» для рабочих, а Маркс грезил о завоевании государственной власти, которая станет инструментом для социально-экономических преобразований. Прудон, будучи анархистом, скептически относился к возможности использования государства для реформ, но в то же время верил в возможность их постепенного внедрения в обществе, даже через буржуазный парламентаризм. В 1847 г. Маркс говорил о Прудоне как о том, кто «хочет парить над буржуа и пролетариями, как муж науки, но оказывается лишь мелким буржуа, постоянно колеблющимся между капиталом и трудом, между политической экономией и коммунизмом» [18, с. 113].

* * *

Интересно, что социалисты Сен-Симон, Базар, Прудон и Маркс мыслили в одном ключе – что история движется в определенном направлении, которое в конце концов должно привести к торжеству равенства и социальной справедливости. Вера в возможность изменения самой природы человека отражалась и во взгляде на историю. Это довольно значимая деталь в нашем исследовании. Историзм социалистов, до Маркса по большому счету интуитивный, а после него превратившийся в стройную «научную» систему, подразумевал, что собственность, как и многие другие институты цивилизации, есть лишь явление, характерное для определенных исторических периодов. Это значило, что ее роль рано или поздно будет утрачена, что она не имеют ничего общего с неизменными основами основ общества, как это представляли себе буржуазные философы. Следовательно, и несправедливость, связанная с «устаревшими» институтами собственности, брака, религии и т. д., может быть исправлена в новом историческом периоде – и скорее революционно, чем эволюционно. Эти размышления подводят нас вплотную к периоду «научного социализма».

XIX век

В XIX в. социализм окончательно вышел из пеленок утопических идей. Для кого-то он стал наукой об обществе, для других – единственной справедливой альтернативой существующим порядкам, для всех – серьезной политической силой. Что же изменилось?

Прежде всего, социализм принял первые серьезные попытки политически реализоваться в государственных масштабах (бабувисты и якобинцы в эпоху Французской революции, левые республиканцы в революции 1848 г., Парижская коммуна 1871 г. – и все это во Франции; участие левых сил в националистической революции в Германии и Австрии в 1848–1849 гг., в том числе самого Фридриха Энгельса; участие социалистов в итальянском Рисорджименто и т. д.). Во всех этих случаях социалисты, конечно, выступали не самостоятельно, а как часть более широкого националистического движения, охватившего Европу в XIX столетии. В этом движении в целом доминировали силы, которые марксистской историографией принято обозначать как буржуазные, однако нельзя не замечать того факта, что социалисты оказали серьезное влияние на политический ландшафт той эпохи. В эпоху становления национальных государств социализм был неотъемлемой частью общедемократического протеста. Так, одним из горячих сторонников объединения Германии под властью Пруссии был социалист Фердинанд Лассаль, он же стал отцом-основателем немецкого рабочего движения. С ним, как и с Марксом, был знаком Бисмарк. В конце концов, тогда стало возможным говорить о национальном рабочем классе, о пролетариате, которому можно было противопоставить не абстрактного угнетателя, а конкретную, отечественную буржуазию.

В XIX столетии, когда технологии, естественные и гуманитарные науки развивались очень быстрыми темпами, социализм остро чувствовал происходившие с конца XVIII в. перемены, приспосабливая новый опыт и знания под свои идеи. Томас Бетелл в книге «Собственность и процветание» сделал интересное наблюдение: «Во время Французской революции или незадолго до нее возникло нечто новое. Ностальгию по прошлому начало вытеснять то, что можно было бы назвать мечтой о “будущем совершенном”. Все так же признавалось несовершенство человеческой природы, но теперь его считали лишь временным явлением. Возникла надежда, что в будущем человек станет более совершенным. В этом и заключалась суть идеи прогресса – абсолютно новой и очень опасной идеи. Именно в то время у ряда мыслителей возникли серьезные сомнения в отношении собственности. В опубликованных тогда текстах начинают попадаться такие выражения, как “существующий институт” или “нынешняя система” собственности. Поскольку появилась возможность изобрести что-то получше, существующая система сразу показалась ущербной. А значит, ее нужно изменить – возможно, даже полностью уничтожить. Другие же верили, что изменения волей или неволей уже начались. И разумеется, они начались» [29, с. 28]. И хотя Бетелл упустил из виду, что сомнения в частной собственности начались гораздо раньше, остальное подмечено удачно.

В историографии, особенно немецкой, развивались принципы историзма, согласно которым развитие человечества происходит в соответствии с неизбежными закономерностями, объективным законом истории. При этом история разделялась на четко определенные, закономерно и неизбежно следующие друг за другом этапы, с которыми мы уже познакомились ранее у Сен-Симона и Прудона. Все более популярным становился материализм, по которому бытие определяет сознание. Акцент интеллектуалов сместился с человека и человеческих взаимоотношений на общество в целом и окружавшие человека материальные условия. Так рождалась марксистская историография, в которой все события в рамках принципа историзма объяснялись борьбой противоборствующих между собой классов. Когда в 1859 г. Дарвин выпустил в свет «Происхождение видов», Маркс с радостью обнаружил, насколько похож жестокий конкурентный мир дикой природы на капитализм, который он постепенно начал систематически раскрывать в своих рукописях. Энгельс, описывая в начале 1880-х гг. предсказания Сен-Симона о превращении политики в управление производством, мог бы гордиться предшественником, так как эта метаморфоза пусть и медленно, но верно происходила на его глазах. Действительно, к концу века едва ли можно было говорить о политике, не подразумевая экономику. Так в то время соединялись политика, экономика, биология и социология; и этот синтез, фоном которому служили невероятные перемены в материальном быту и укрепление веры в возможность изменить человеческую природу, способствовал распространению социалистических идей. В

Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 203