К сожалению, моя инициатива не только не была поддержана, но и в числе других факторов поспособствовала моему аресту. Позднее мне, как и другим, стало понятно, что режим Путина не собирался корректировать итоги приватизации, а, напротив, планировал воспользоваться ими в своих интересах. Это укрепило меня в предчувствиях и в конечном счете привело к выводам, изложенным в статье «Левый поворот», написанной уже в заключении.
За более чем 15 лет, прошедших с момента публикации «Левого поворота», ситуация в России качественно изменилась, и то, что началось с политической ошибки, закончилось полноценной политической и социально-экономической катастрофой. Поэтому меры, предлагавшиеся мной в начале нулевых, сегодня представляются недостаточными. Нужны жесткие нетривиальные решения, а для проведения их в жизнь потребуются политическая воля и смелость.
По итогам двадцати лет своего правления главным бенефициаром запущенного в начале 1990-х годов процесса приватизации оказался Путин. Придя к власти, он и узкий круг приближенных к нему лиц, часть из которых была прямо связана с криминалом, приватизировали не отдельные объекты и даже не экономику, а само государство. Они превратили его в орудие личного обогащения, находящееся в коллективном пользовании.
Сегодня государство в точном, строгом смысле этого слова перестало в России существовать. Оно выродилось в гигантскую частную военизированную корпорацию, решающую проблемы своих главных акционеров. Известная теперь всему миру ЧВК Пригожина не что иное, как точный слепок путинского государства в целом, его микромодель. Государство в России не защищает общенациональные интересы, а обслуживает интересы управляющего им клана.
С первых же дней своего существования эта напоминающая государство корпорация занялась самым важным для себя делом — перераспределением собственности в пользу своих основных дольщиков. Этот процесс, растянувшийся на два с небольшим десятилетия, привел к тому, что основные национальные богатства России оказались под фактическим контролем очень небольшой группы лиц (не более нескольких сотен семей), являющихся стержнем знаменитой путинской вертикали власти.
За считаные годы Россия оказалась страной с самой большой концентрацией капитала. При этом капитал здесь неотделим от власти, а потеря доступа к власти неизбежно приводит к потере экономического влияния. Поэтому каждая околовластная бизнес-группа в России вертикально интегрирована во все структурные подразделения власти, особенно ее силовой блок. И наоборот: каждый бюрократический анклав выращивает под себя свою собственную бизнес-инфраструктуру. Деньги — это при путинском режиме всего лишь функция власти.
При этом можно с уверенностью говорить о коллективной собственности правящего клана на контролируемое им имущество. Современная экономика России управляется по принципу воровского «общака» — неважно, на кого записано имущество, важно, чьим оно считается «по понятиям». Красивой иллюстрацией этой схемы стала история со злосчастным дворцом в Геленджике, который по мере необходимости переходит из рук одного путинского приближенного в руки другого, но все прекрасно знают, что ни одному из них он не принадлежит.
Путин и его команда провели в России негласную дополнительную приватизацию, осуществив вторичное изъятие активов в свою пользу. Этой цели они достигли двумя путями. Во-первых, Путин «перевербовал» подавляющее большинство старых «бояр», лидеров старой элиты — основных акционеров финансово-промышленных групп, возникших в 1990-е, — превратив их в зависимых от власти простых держателей активов, которые либо исполняют указания Путина, либо лишаются своего имущества. Во-вторых, Путин создал новое «дворянство» из своих денщиков вроде Сечина, Миллера, Ротенбергов или Ковальчуков, под непосредственный контроль которых была передана часть активов государства и активов, отобранных у строптивых «бояр».
Со временем разница между «боярами» и «дворянами» практически исчезла и имеет исключительно декоративное значение. Сегодня почти все, кто владеет крупными состояниями в России, находятся в полной и прямой зависимости от правящего политического клана, являются его неотъемлемой частью и де-факто лишь держателями имущества, принадлежащего клану в целом.
Эта мафиозная структура собственности несовместима с любыми претензиями на строительство в России какой-либо нормальной государственности, в основании которой лежал бы принцип справедливости. Она будет препятствовать такому строительству и сведет на нет усилия любого правительства, даже если эти усилия будут совершенно искренними.
Чем дальше, тем больше паразитическая коллективная собственность правящего клана превращается в непосильный груз для общества. В интересах российского общества, в интересах будущего России — устранить этот паразитический нарост, который мешает дальнейшему развитию. Это сегодня понимают многие, об этом говорят на кухнях и в курилках университетов. Это очевидный, хотя и временно скрытый политический императив эпохи.
Уничтожение собственности преступного сообщества, контролирующего российское государство, — вот чего потребует от любого переходного правительства народ в первую очередь, как только общество проснется. И правительство будет вынуждено это сделать, хочет оно того или нет. Но как это сделать, не повторив ошибок приватизаторов 1990-х, которые тоже, может быть, хотели как лучше?
Самый обсуждаемый и вроде бы самый очевидный путь — национализация. Казалось бы, простое решение — отобрать и отдать государству. Но куда мы в итоге попадем? Туда, откуда пришли, — в СССР середины прошлого века (в лучшем случае). Мы снова получим огромную неподъемную экономику, управляемую неповоротливым аппаратом чиновников, которые будут выбивать для себя привилегии.
После национализации чиновники снова станут номенклатурными олигархами, разве что формально не считаясь собственниками того имущества, которым управляют. Кончиться это может только одним — таким же кризисом, каким закончилась эпоха Советского Союза.
Существуют лучшие решения, которые просто не были опробованы. России нужна не национализация, а честная и справедливая новая приватизация. Задача переходного правительства состоит в том, чтобы создать платформу для такой будущей приватизации.
Все имущество преступного сообщества, называющего себя в России властью, при новом режиме должно быть экспроприировано. Альтернативы такому жесткому решению я лично не вижу. Пределы и основания такой экспроприации можно и нужно обсудить в будущем подробно, но они будут значительны. Все это имущество должно быть временно сосредоточено в фонде, находящемся под общественным контролем.
Туда же должно уйти «выморочное» имущество — предприятия, находящиеся под контролем зависимых от государства кланов и давно являющиеся на самом деле банкротами, которые остаются на плаву только за счет прямых и косвенных дотаций из государственного бюджета. По моим оценкам, и того, и другого наберется немало — до половины от объема совокупного национального богатства на сегодняшний день.
Самое сложное — не отобрать, а грамотно распорядиться отобранным. Полагаю, все конфискованное имущество надо не передать напрямую государству, то есть под управление чиновников, а сосредоточить в независимых паевых фондах, находящихся под непосредственным контролем общества. Этих фондов, по-видимому, должно быть несколько — около десятка. Какие-то из них могут быть организованы по отраслевому принципу. Главным критерием должна быть экономическая целесообразность. Пайщиками этих фондов станут все совершеннолетние граждане страны.
Создание общенациональных
