Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 172

В своей иррациональной пропаганде враги свободы последовательно извращают языковые ресурсы, чтобы с помощью лести и страха заставить своих жертв думать, чувствовать и действовать так, как необходимо манипуляторам. Просвещение ради свободы (а также любви и разума, которые являются и условием и следствием свободы) должно быть одновременно обучением правильному употреблению языка. В течение последних двух или трех поколений философы потратили массу усилий на анализ символов и содержание смыслов. Каким образом слова и предложения, которыми мы говорим, соотносятся с вещами, людьми и событиями, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни? Обсуждение этих проблем отнимет много времени и слишком далеко нас заведет. Достаточно сказать, что в настоящее время широко доступны все интеллектуальные материалы для качественного обучения всем уровням правильного использования языка на всех этапах такого обучения – от детского сада до высшего учебного заведения. Данное обучение предусматривает совершенное овладение искусством различения подходящих и неподходящих символов и может быть введено немедленно. На самом деле оно могло быть введено в любой момент в течение последних сорока лет. Тем не менее детей до сих пор нигде систематически не учат отличать друг от друга правдивые и лживые, осмысленные и бессодержательные высказывания. Почему? Дело в том, что их родители, даже в демократических странах, не хотят, чтобы дети получали такое обучение. В данном контексте очень поучительной представляется непродолжительная и печальная история Института анализа пропаганды. Институт был основан в 1937 году, когда стала очень громко, назойливо и эффективно звучать нацистская пропаганда. Основал его английский филантроп господин Файлин. Под его руководством был произведен тщательный анализ иррациональной пропаганды и подготовлено несколько учебно-методических пособий для учащихся средних школ и студентов университетов. Потом началась война – тотальная война на всех фронтах, как военных, так и пропагандистских, где шла битва за души и умы. На фоне вовлечения союзных государств в «психологическую войну» настаивать на необходимости анализа пропаганды было просто бестактно. В 1941 году институт Файлина закрыли. Однако еще до начала открытых военных действий нашлось много людей, которым была глубоко чужда и неприятна деятельность института. Некоторые педагоги, например, не одобряли преподавания анализа пропаганды на том основании, что оно сделает юных учеников и студентов слишком циничными. Не нравилась такая затея и военным властям, которые опасались, что новобранцы начнут анализировать приказы унтер-офицеров. Были еще священники и специалисты по рекламе. Священники выступали против анализа пропаганды, так как опасались, что такое образование подорвет веру и сократит число прихожан, а специалисты по рекламе возражали на том основании, что подобное просвещение подорвет верность потребителей выбранным брендам и снизит количество продаж.

Эти страхи и неприятие нельзя назвать необоснованными. Излишне критическое и въедливое отношение простого народа к тому, что говорят пастыри и начальники, может подорвать основы существующего миропорядка. В его нынешней форме социальный порядок во имя его устойчивого и длительного существования зависит от принятия – без особых рассуждений и неудобных вопросов – пропаганды, проводимой властью, и пропаганды вековых традиций. Проблема, однако, заключается в необходимости поиска пресловутой золотой середины. Индивиды должны быть достаточно внушаемыми для того, чтобы иметь возможность и хотеть поддерживать существующий порядок, но не настолько внушаемыми, чтобы пасть беспомощными жертвами заклинаний любого профессионального манипулятора сознанием. Точно так же люди должны быть достаточно образованными в области анализа пропаганды для того, чтобы не поверить в откровенный вздор, но и достаточно доверчивыми для того, чтобы не отвергать не всегда рациональные излияния поборников сохранения традиций. Вероятно, золотой середины между полной внушаемостью и тотальным скептицизмом никогда не удастся достичь с помощью одного только анализа пропаганды. Такой чисто негативный подход к проблеме необходимо дополнить чем-то более позитивным – провозглашением набора общепринятых ценностей, основанных на солидном фундаменте фактов. Это прежде всего ценность индивидуальной свободы, основанная на фактах человеческого многообразия и генетической уникальности; ценность сострадания и милосердия, основанная на давно знакомом факте, недавно заново открытом психиатрами, – независимо от ментального и физического разнообразия любовь необходима любому человеческому существу так же, как пища и кров; и наконец, это ценность интеллекта, без которой любовь бессильна, а свобода недостижима. Такой набор ценностей предоставит нам критерий, согласно которому появится возможность судить о пропаганде. Пропаганду, основанную на вздоре и безнравственности, можно будет отмести сразу. Иррациональную пропаганду, совместимую с любовью и свободой и не выступающую против интеллектуального анализа, можно принять – только временно и с осторожностью.

Глава 12

Что можно сделать?

Нас можно научить быть свободными, причем научить гораздо лучше, чем мы обучены сейчас. Однако свобода, как я попытался показать, находится под угрозой сразу с нескольких направлений, и эти угрозы принимают разнообразные формы – демографические, социальные, политические, психологические. Наша болезнь вызвана многими усиливающими друг друга причинами, и ее не удастся вылечить без применения усиливающих друг друга лекарств. Пытаясь разрешить сложную человеческую ситуацию, мы будем вынуждены учитывать немало важных факторов, а не какой-либо один из них. Здесь стоит принять во внимание, без преувеличения, практически все, но и этого, скорее всего, окажется недостаточно. Свобода под угрозой, и научиться быть свободными стало неотложной необходимостью. Но то же самое можно сказать и о других составляющих жизни – например о социальной организации, контроле рождаемости, адекватном законодательстве. Начнем с последнего пункта.

Со времен Великой хартии вольностей и даже еще раньше создатели английского права были озабочены защитой физической свободы и неприкосновенности индивида. Человек, которого держат в тюрьме на сомнительных основаниях, имеет право, согласно законодательному акту от 1679 года, подать апелляцию в вышестоящий суд по постановлению habeas corpus[673]. Это постановление направлялось судом высшей инстанции шерифу или начальнику тюрьмы и предписывало им не позже определенного срока доставить человека, содержащегося в заключении, в суд для рассмотрения дела – доставить, надо особо отметить, не жалобу заключенного, не его законного представителя, но его corpus, то есть тело, его плоть, которую заставили спать на голых досках, дышать зловонным тюремным воздухом и есть отвратительную тюремную пищу. Этот акт имел отношение к главному условию свободы – отсутствию физических ограничений – и являлся, без сомнения, необходимым, но не достаточным. Вполне может случиться так, что человек, не пребывающий в тюрьме, при этом не является свободным. Он не находится взаперти, за решеткой, но является при этом психологическим пленником, принужденным думать, чувствовать и поступать так, как того желают представители государства или некие частные лица. Никогда, однако, не будет такого постановления, такого законодательного акта, как

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 172