Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 63
поэтическое творчество. Созвучные поэтическому миру Рёкана, стихи чаньского отшельника многие годы оставались источником творческого вдохновения японского поэта.
Возвращаюсь домой после сбора подаяний.
Трава шалфея заслонила вход,
Вот и сжигаю пучок зеленых листьев вместе с дровами.
В сопровождении напева осеннего ветра и дождя
Тихонько читаю стихи Кандзана.
С наслаждением лежу, вытянув ноги.
О чем тут думать? О чем сомневаться?
Подобно чаньскому поэту, Рёкан писал в своих стихах о том, о чем больше всего болела душа, на что отзывалось сердце. А отзывалось оно одинаково сильно и на приход весны с ее «нежной поступью», и на по-зимнему холодный моросящий дождь с его непременным спутником – одиночеством и тоской по родной, созвучной ему душе.
Сохранилось около 1 000 стихов, написанных в японском стиле и около 400 в китайском.
Моя дверь никогда не закрыта,
Но никто еще не зашел… Тишина.
От прошедших дождей зелен мох.
И дубовые листья беззвучно идолго
Летят до самой земли.
Заблуждение? Мудрость? —
Как орел или решка.
Весь мир или Я? – Всё одно.
День: с утра без слов.
Ночь: без дум при луне,
От которой все сходят с ума – соловьи
У реки и собаки в деревне…
Я пишу тишину в своем сердце
При незакрытых дверях…
Болью и горечью отзывалось сердце поэта на людские страдания, на вечные мытарства людей, живущих в мире бестолковой суеты, неутоленных желаний и страстей, проводящих дни в погоне за ничтожными ценностями и пренебрегающих тем, что в действительности является наиболее ценным – знанием тайны человеческого бытия и судьбы.
Люди, пришедшие в этот призрачный мир,
Очень быстро становятся похожими на придорожную пыль.
Маленькие дети – на рассвете,
Убеленные сединой – к закату дня.
Но не вникая в тайны бытия,
Они не уставая ведут борьбу за существование.
Я спрашиваю детей Вселенной:
Почему вы идете таким путем?
Я вижу людей, непрерывно цепляющихся за жизнь,
Обернутых, подобно тутовому шелкопряду,
Непроницаемым коконом своих интересов.
Поощряемые страстью к деньгам и достатку,
Они не позволяют себе отдыха в погоне за ними,
Со временем все больше удаляясь от своего истинного «я»,
Год от года утрачивая прирождённую мудрость.
Но однажды им придется все же отправиться
в страну Желтых Родников,
Куда не смогут взять ничего из накопленных земных богатств.
Оставшиеся здесь будут пожинать плоды их усилий,
Их же имена окажутся навсегда забытыми.
Многие люди живут таким образом,
И они достойны великой жалости.
Страдания людей, – говорит Рёкан, – во многом рождены привычкой подвергать все суду, оценке, в результате которых все бытие оказывается охваченным неумолимой системой противоположностей: белое-черное, истина-ложь… Просветлённое, исполненное мудрости сердце, живущее в созвучии с миром, иначе видит его: целостным, неделимым. Если существует «нет», то оно должно содержать «да», если существует смерть, то в ней должна заключаться жизнь. Все негативное является обратной стороной чего-то позитивного. Стихи Рёкана – об этом.
Людские сердца, как и человеческие лица,
Одинаково несхожи друг с другом…
Но мы судим их собственной меркой.
И лишь похожий подойдет нам.
А отличный останется только прохожим —
Да, в нас вся мера вещей, но как
Она далека от их истинной сути!
Так, пытаясь нащупать шестом дно океана,
Мы свой Путь изживаем, теряя возможность Иного.
Где есть красота —
есть и уродство,
Где есть правда —
неизбежна и ложь.
Ум и глупость —
что они друг без друга?
Иллюзия и истина
слиты в одно.
Все это старо как мир
и не мною открыто.
Я хочу это! Я хочу то! —
Как вам не надоело!
Мир изменчив —
Отвечу я вам.
Монах Рёкан исчезнет
так же, как эти утренние цветы.
Но что останется? Его сердце.
Сердце человека, написавшего эти строки, исполнено высшей мудрости, которая есть Любовь. – принимающая все, сострадающая всему, излучающая нежность и свет Недаром дошедшие до нас воспоминания людей, лично знакомых с Рёканом, рассказывают, что каждая встреча с дзэнским отшельником оставляла после себя ощущение «прихода весны в унылый зимний день».
Стихотворение «Снежным вечером в травяной хижине» Янагида Сэйд-зан 2 называет в числе самых последних творений поэта.
Семьдесят прожитых лет
Я познавал натуру людей.
И вижу теперь, каковы они есть:
И в дурном, и в хорошем.
Глубокая снежная ночь
Припорошила мои следы на тропинке —
Их почти незаметно…
Сижу у окна в аромате горящей свечи.
О чем эти стихи? Нетрудно вообразить себе тишину и покой глубокой ночи. Никто не нарушает одиночества обремененного годами и мудростью старца, запертого обильным снегопадом в крохотной травяной хижине. Белые хлопья снега заметают следы на тропинке, ведущей к домику Рёкана. Он зажигает палочку благовоний и усаживается у окна. Сюжет, казалось бы, прост, и стихи немногословны, зато едва ли ни каждое слово, каждый образ при внимательном чтении текста оборачивается множеством оттенков, полутонов, погружает в богатую полифонию символических смыслов, стихию множества потаенных значений. В Японии, как и в Китае, издревле ароматическая палочка, имеющая определенную длину, служила своего рода хронографом, отмеряющим время, отведенное для медитации. Палочка, что покороче, сгорала за 30 минут, длинная – 45 минут. Их и сегодня используют в залах для медитации (дзэндо) в дзэнских монастырях Китая и Японии. Сгорающая дотла ароматическая палочка подобна сроку жизни, иссякающему с той же степенью неумолимости. Возжигаемая во время медитации палочка благовоний воспринимается в этом контексте как метафора недолговечности бытия (мудзёкан) и человеческой жизни в том числе. Настроенное на определенную волну сознание японца, по мнению Янагида Сэйдзан, не может не вспомнить пронзительные строки из сочинения монаха XIV столетия Камо-но-Тёмэя: «Струи уходящей реки…, они непрерывны, но они – всё не те же, не прежние воды. По заводям плавающие пузырьки пены, они то исчезнут, то свяжутся вновь…, но долго пробыть не дано им. В этом мире живущие
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 63
