Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 183
с белорусами никаких эксцессов не возникло. Они были искренне рады переходу под власть царя, воссоединению с русскими братьями. Общая радость была и в России, страна снова славила Ивана Васильевича, праздновала еще одну его великую победу. Снова весело и восторженно звенели колокола, сыпались награды на воевод и ратников. 26 февраля Государь с армией выступил в обратный путь. Хотя вскоре стало ясно, что литовцы перемирие нарушают. После отъезда в Молдавию Дмитрия Вишневецкого король назначил старостой Черкасским и Каневским его племянника, Михаила. Он был убежденным католиком, верно служил Сигизмунду. Михаил увлек часть днепровских казаков воевать с русскими. Даже присоединился для этого к аккерманским татарам, устроили совместный набег на черниговские и стародубские волости, разоряли деревни, осадили городок Радогощ и сожгли посад. Но на них выступил северский воевода Иван Щербатый с ратниками, местным ополчением и казаками. Перехватил и наголову разгромил Вишневецкого.
А в Великих Луках, где Иван Васильевич распустил войско, он получил донесение от смоленского воеводы Морозова. Тот докладывал: казачий атаман Алексей Тухачевский прислал к нему пленного литвина, пойманного недалеко от Мстиславля. От него узнали: 21 февраля, как раз когда неприятельские паны обратились к боярам о перемирии, литовский воевода Зиновьевич выступил к Стародубу, «и с ним литовские люди изо Мстиславля, из Могилева, из Пропойска, из Кричева, из Радомля, из Чечерска, из Гоим, а вышел по ссылке Стародубского наместника — хотят город сдати» [461]. Наместником Стародуба был князь Василий Фуников-Белозерский, а «для осадного времени» к нему был назначен второй воевода, Иван Шишкин-Ольгин — родственник Адашева, и они уже «сослались» с литовцами, чтобы «город сдати»! Царь спешным порядком погнал в Стародуб воевод Плещеева и Аксакова с отрядом дворян. Литовцев сумели опередить, изменников арестовали и отправили в Москву.
Казалось, больше ничто не омрачало торжество. Иван Васильевич ехал домой под песнопения благодарственных молебнов, сквозь толпы людей, выходивших на дороги поздравить и приветствовать своего защитника. В праздничном ликовании, в отблесках яркого весеннего солнца на победоносных саблях, доспехах, окладах икон отходили на второй план и боярские интриги, и изменники. В своей радости государь готов был примириться со всеми. Преднамеренно подчеркивал заслуги Владимира Старицкого, на самом деле никакие — двоюродный брат проделал поход в царской ставке, и не более того. На обратном пути Иван Васильевич специально заехал к нему в Старицу, пировал с Владимиром и его матерью Ефросиньей. Неужели они не должны были оценить протянутую им руку дружбы? Неужели не могли понять — они же родственники. И Отечество у них одно, общее. Вон какие великие дела удается совершать вместе!
Да, казалось, что многое повторяется. Как после взятия Казани. Победа, торжества. А Мария, как когда-то Анастасия, провожала его в поход непраздной. 21 марта возде Крылатского прискакал навстречу тот же самый боярин Траханиотов, сообщил о рождении сына! В Москве на Арбате ждал Макарий с духовенством, и государь, как и прежде, благодарил их за усердные молитвы. От Арбата он пошел пешком сквозь массы москвичей, запрудивших улицы. А после праздничных служб в Успенском соборе, добравшись до своих палат, усталый царь целовал молодую жену и младенца — его назвали Василием…
Увы, повторялось не только хорошее. Маленький Василий прожил лишь пять недель. Сильвестра, Адашева, Курлятева рядом больше не было. Но оставались другие недоброжелатели. А Иван Васильевич с Марией через некоторое время после смерти младенца отправились в Переславль-Залесский, в Никитский монастырь. Тот самый, где государь и Анастасия когда-то зачинали Ивана после смерти Дмитрия. Поехали на освящение построенного там храма святого Никиты Столпника. Наверное, лелеяли и надежду помощью святого Никиты обрести нового ребенка… Многое повторялось, но жена рядом с царем была уже другая. С любопытством разглядывала красивыми большими глазами незнакомые ей русские места. Не так уж твердо выучив русский язык, трогательно просила монахов молиться «об устроении земстем и мире всего православного христианства» [462]. Но до «мира» и «устроения» было далеко. Измены тоже повторялись.
Глава 22
Иван Васильевич становится Грозным
О взятии Полоцка царь известил шведов, датчан. Прикинул, что такая победа должна подействовать и на Девлет Гирея, направил в Крым посла Афанасия Нагого. Он должен был сообщить о выдающейся победе и передать, что царя ссорили с ханом только Адашев, Висковатый и Шереметев, что они уже наказаны, теперь ничто не препятствует дружбе, и Иван Васильевич готов присылать «поминки». Конечно, указание на «виновных» было всего лишь дипломатическим ходом. Висковатый и Шереметев никаких наказаний не понесли, оставались на высоких постах. Просто хану давали возможность переменить политику, не теряя собственного достоинства. Он оценил. Разумеется, не осуждение «ссоривших» — а насколько сильна Россия. Согласился мириться.
В любом случае в его миролюбие государь не слишком верил. В мае 1663 г. он лично отправился инспектировать крепости на южных рубежах — Белев, Одоев. А во время этого объезда смоленский воевода Морозов доложил ему, что прибыли делегаты от Сигизмунда. Но не полномочное посольство для заключения мира, а только для предварительных переговоров. Причем литовцы опять вознамерились сыграть на разногласиях между царем и боярами. Ехали не один, а два посланника! Один от короля к Ивану Васильевичу, а второй от архиепископа Виленского и радных панов — к митрополиту и Боярской думе! Но Иван Васильевич, узнав об этом, тут же придумал, как нейтрализовать интригу.
Его отец построил одну из своих резиденций довольно далеко от столицы, в Александровской Слободе. Государь тоже любил бывать в ней. Из южных крепостей он поехал туда, а своим приставам в Смоленск послал инструкцию — посланника Быковского, направлявшегося к нему, в Москву не завозить, а от Можайска повернуть на Александровскую Слободу. Но и бояр Иван Васильевич вызвал туда же. А ко второму посланнику навстречу выслал гонца, который объявил: бояр в столице нет, они с царем «на потехе», и его тоже повезли в Александровскую Слободу. При этом приставам было велено бдительно присматривать за литовцами, чтобы к ним не приходили посторонние и никто бы не вел с ними разговоров [463].
Таким образом, их сепаратные переговоры с боярами были сорваны. Тайные встречи в Александровской Слободе, в отличие от Москвы, устроить было проблематично. Двум посланникам пришлось вести одни переговоры — с царем и Боярской думой. На них литовцы заверили, что полномочная делегация приедет позже, просили для этого продлить срок перемирия. Макария светские дела не касались, он уже неоднократно указывал
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 183
