Огромный город его сломал. Его пытались использовать в своих целях прохвосты и политические авантюристы, казнокрады и великосветские мистики. Распутин, конечно, не стал тем монстром, каким его до сих пор малюют, но вся эта поганая коловерть, в которую он оказался затянут, не могла не впустить изрядно гнили в его душу. Он не отверг нахлынувшей на него камарильи, наседавшей, как нечистая сила на Хому Брута - он поддался. С одной стороны, явно сопротивлялся в душе «городской гнили», с другой - стал ее частичкой.

Он сломался и в чем-то изменился. В этом и только в этом заключается реальная, а не мнимая трагедия Григория Ефимовича Распутина - он поддался дьяволу, как Фауст поддался Мефистофелю. Дьяволу в лице холодного Санкт-Петербурга последнего десятилетия российской монархии, и тех мелких бесов, что щеголяли в раззолоченных мундирах, бальных платьях и безукоризненных фраках. Ну, а выиграть у дьявола нельзя изначально, во что бы ни играли. И, когда Распутин в последний раз попытался стряхнуть этот морок, совершить что-то доброе, прекратись войну, было уже поздно. Дьявол пересилил. Игра, вдобавок ко всему прочему, шла не только собственными картами дьявола, но и в его обиталище. Так что шансов не было ни малейших, перехитрили и переиграли. А напоследок еще и оклеветали безмерно.

Вот и вся разгадка, если не обращать внимания на «черную легенду»: трагедия незаурядной личности, оказавшейся не в том месте и не в то время — и не нашедшей в себе сил уйти.

И потому мне Григория Ефимовича Распутина по-человечески жаль.

И что-то, подозреваю, осталось недосказанным, но мы не знаем что…

Красноярск, август 2005