Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 109

Клибанов, таким образом, был согласен с Бухариным в том, что сектантские молодежные группы привлекали те самые социальные круги, которые стремился заполучить для себя комсомол.

Большевики также проявляли большой интерес к подробностям жизни сектантских организаций. Предполагалось, что комсомольские ячейки смогут последовать их примеру, уделив больше внимания подготовке хороших руководителей и проявляя гибкость и изобретательность в массовой работе. В своей книге о религии и рабочей молодежи И. Элиашевич построил сложную диаграмму, чтобы показать организационную структуру баптистской общины вместе с зависящими от нее группами и комитетами. Он также привел недельное расписание мероприятий баптистской общины в Новгородском округе, чтобы продемонстрировать, что «работа у сектантов ведется по плану». Этот план принимал во внимание интересы молодых членов общины, тогда как работа комсомола и молодежных секций всевозможных клубов часто проходила «по шаблону». К работе привлекались преданные делу и компетентные лидеры. По словам одного из исследователей евангеликов в Воронежской губернии, «для руководства работой среди молодежи сектантские общины выделяют специальных членов своих советов, что-то вроде наших партприкрепленных к комсомолу» [Зарин 1928: 40]. Но евангелическая молодежь не оставляла всю организационную работу на откуп руководству; скорее, само руководство сознавало, что работу по привлечению и образованию молодежи лучше всего выполнит сама молодежь [Элиашевич 1928: 21–22].

Одним из результатов такой успешной адаптации большевистских методов стала победа сектантов там, где мобилизационные усилия партии терпели поражение. Им удавалось привлекать девушек [Болдырев 1927: 63][199]. Кружки шитья, и в особенности хоры, по-видимому, больше привлекали их, чем то, что могли предложить клубы и комсомольские собрания. В большой статье в газете «Деревенский безбожник» приводились слова Лидии Плотниковой, молодой баптистки из Песков Тамбовской губернии: «Что у вас в комсомоле хорошего – все курят, хулиганят, ругаются; никогда вы девушек к себе не завлечете» [Не обороняться 1928: 1].

Некоторые активисты предположили, что большевики, в свою очередь, могут выиграть, применяя баптистские методы массовой работы. Один ленинградский безбожник, организовывавший музыкальные вечера, подражая сектантам, написал в журнал «Антирелигиозник» в 1927 г., что «религия охотно одевается в узорные одежды искусства. Созданием художественных форм антирелигиозной пропаганды мы укрепляем наши позиции в борьбе с религией» [Элиашевич 1927: 56]. Позже он выпустил книгу, в которой утверждал, что «там, где комсомольские ячейки вплотную подошли к вопросам культработы, влияние религиозных организаций стало заметно падать» [Элиашевич 1928: 72]; см. также [Болдырев 1927: 63].

Притом что методы баптистов впечатляли большевистских активистов, они не уставали подчеркивать, что цели сектантов были диаметрально противоположны целям большевистской работы с массами. Сектанты стремились изолировать людей от советского общества – в моральном и физическом смысле. В брошюре 1928 г. Путинцев писал: «Сектантские вожди всеми силами стараются уберечь свою “смену” от влияния партии и комсомола», запрещая им соприкасаться со светской культурой [Путинцев 1928: 30][200]. Кроме того, в их проповеди отрицалось существование классовых различий и мораль классовой борьбы. Путинцев объяснял: «Сектантская проповедь о любви к врагам – самая выгодная для контрреволюции и самая вредная для революции». Эта проповедь вела к опасному пацифизму и к отказу участвовать в социалистическом строительстве [Там же: 35; Элиашевич 1928: 21; Клибанов 1928: 40]; см. также [Ростовцев 1931]. В публичных отречениях от прошлого бывших евангеликов, которые печатались в газетах, постоянно присутствовала тема потерянного и заново обретенного пролетарского сознания. Как писал один портовый рабочий, бывший евангельский христианин, «рабочая совесть заговорила во мне и я понял, что опутан сетями врагов… Я пролетарий – враг своего рабочего класса, который строит свою жизнь своими руками, не дожидаясь “небесного рая”, который мы им обещаем», см., например, [Виноградов 1929]; вырезка в [ГМИР, ф. 2, оп. 26, д. 100, л. 4]. Восхищаясь определенными методами сектантов, Клибанов также говорил, что баптистский дух, который руководит всей их деятельностью, совершенно непригоден для эпохи культурной революции. Веселье, царившее на сектантских праздниках, носило «весьма сомнительный характер», поскольку их «аскетизм более всего находится в противоречии с нашей эпохой живого, энергичного строительства по пересозданию общества и переустройству жизни на новых коммунистических основах» [Клибанов 1928: 62].

Коммунистические авторы постоянно применяли большевистскую терминологию к жизни евангеликов и их деятельности. Таким образом, они конструировали образ достойного противника, перед лицом которого можно было мобилизовать свой собственный культурный резерв и которым можно было при случае эффектно припугнуть. Несомненно, что баптисты и евангельские христиане интересовались большевистскими идеями и методами работы. Однако также очевидно, что большевистский демонстративный страх перед бапсомолом имеет куда большее отношение к внутренней политике партии, чем к реальной деятельности евангеликов. Хотя бапсомол и христомол, якобы существовавшие у баптистов и евангельских христиан молодежные организации, постоянно фигурировали на страницах советских публикаций как пример подражания со стороны верующих большевистскому языку и методам работы, в тогдашней публицистике появлялись и другие подобные химеры. Вряд ли возможно предположить, что все религиозные группы, как один, должны были следовать одной и той же стратегии, чтобы выжить в советской России – но, тем не менее, наряду с бапсомолом и христомолом безбожная пресса также иногда упоминает евсомол, трезвомол и даже моломол – организации, якобы созданные религиозными евреями, трезвенниками и молоканами. Иногда православным также приписывалось создание своего христомола [Там же: 54; Антирелигиозная работа 1929: 77; Критика религиозного сектантства 1974: 167; Timasheff 1942: 61–62, 91]. Эти химеры больше говорят о большевистской стратегии в отношении сектантов и, возможно, о тотальности мироощущения, которое возникает в однопартийной системе, чем о реальной деятельности религиозных групп.

Антисектантская кампания развернулась как раз в то время, когда партия провозгласила начало культурной революции во всех областях советской жизни весной 1928 г. Как хорошо известно, толчком для этой революции послужило недовольство руководства политикой партии на «культурном фронте» в годы НЭПа и фрустрация от неудачи по быстрому преобразованию общественной жизни и формированию новой ментальности, соответствующей новому социалистическому обществу [Fitzpatrick 1992: 112–113; Lewin 1994:216–218]. Опасаясь, что мораль пролетариата «деградирует» в условиях «упадочной» культуры 1920-х годов, радикальные элементы партии начали кампании по образованию пролетарских масс, их выдвижению на руководящие места на производстве, продвижению пролетарской нравственности в культуре и быстрому преобразованию основ повседневной жизни. Поскольку прежде преобладала стратегия постепенного преобразования ментальности населения, теперь массовые добровольные общества, которые создавались для реализации этой стратегии, оказались под пристальным вниманием руководства, обвинявшего их в провале программы подготовки компетентного кадрового актива, см., например, [Peris 1991; Вовлечение в партию 1928: 6; Рационализация 1929: 94; Спектор 1929: 85–86; Олещук 1927]. В партии было распространено мнение, что религиозные группы просто используют сельские кооперативы и другие «советские» формы организации в

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 109