Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 125

И обращалась к оккультной империи за советами касательно того, как лучше поставить дело в ее газете, ратующей за освобождение нации. Безант утверждала, что достижение Индией политической свободы было «необходимо для реализации ею более великой задачи, когда она вознесется и засияет, открыв Священной Земле всю славу и величие Господа». Она также планировала, что ее приемный сын-бог возглавит борьбу за самоуправление. Студенты основанного ею университета, Центрального индуистского колледжа в Бенаресе, образовательного учреждения, воспитавшего не одного молодого индийского политика, стали выступать против культа поклонения Кришнамурти, входившего в их учебный план. В их понимании оккультизм как сфера незримых тайн, доступных только элите, противоречил духу демократии. Как заявлял Тилак, «Конгресс не признает верховенства над собой никаких махатм, кроме избранного большинством» (52). Ганди, хотя его и самого незаметно обрядили в одежды данной концепции, к махатмам, как и к любым другим астральным чиновникам, относился с подозрением. «Я стремлюсь принадлежать массам. Любая скрытность служит помехой духу демократии». Тем не менее именно благодаря Безант он в 1918 году смог сказать, что «слово “самоуправление” в Индии стало звучать в каждом доме».

За этим импульсом националистической политики скрывался мощный, глубокий поток священного, который и придавал ему толчок. Весь вопрос заключался в том, что эта святость собой являла. Если религия представляла собой концепцию с полостью внутри, то Ганди как раз эту полость – место отречения – собой и заполнял, предлагая себя в жертву. Во многом подобно Фрейду Безант помещала в ее центр семью, превращая приемного сына в бога, в то время как Ганди в своих комментариях к Гите, казалось, размышлял о братоубийстве. Если Ганди сражался за сварадж, в дословном переводе «самоуправление», то Безант пользовалась термином «хоум рул», означающим «домашнее управление», описывая этой фразой государство в виде семьи, которой правит не конституция, но любовь. По ее убеждению, если Индия не станет «хозяйкой в собственном доме», оставаясь при этом частью британской короны, для обретения независимости ей понадобятся десятилетия кровопролитных конфликтов. Более того, пропагандируемый Ганди отказ от сотрудничества нарушал процесс духовного развития, сближавший Великобританию с Индией и преследовавший своей целью божественное совершенство человека. В одном из памфлетов, названном «Вместе или порознь», она взывала к миру между колонизаторами и колонизованным ими народом: «Неужели символом отношений должны быть наручники, а не обручальное кольцо?» (53) – вопрошала она. Созданный ею образ предполагал чуть ли не эротический империализм. В конце концов, как учила Сафо, Эрос представляет собой неуемное стремление к тому, что ты не можешь иметь и чем не в состоянии в полной мере обладать.

* * *

В начале 1921 года над деревней Чаури-Чаура, что в округе Горакхпур, взвился ввысь гигантский змей, а затем свернулся в небесное кольцо, напоминавшее петлю. В разговоре с историком Шахидом Амином женщина по имени Науджади Пасин, живо помнившая те события даже шестьдесят лет спустя, рассказывала о них так:

Хар-хар-хар-хар (54), все мололи и лущили чечевицу. И вдруг Бабу! Из этого самого уголка, – говорю вам, это сущая правда, – с этой самой стороны он возник и закрутился, закрутился, закрутился… Он был как пепел, как дым в небе. Люди говорили, что это спустился с гор питон.

Представители всех без исключения каст забрались на крыши домов, чтобы присмотреться поближе. На следующий день в небе появилась метла, будто чтобы вымести период бесплодия. Потом наступила очередь плуга, расчистившего облака. Вскоре открылись шлюзы, и потоком хлынули чудеса. Пшеница на поле за ночь обратилась в кунжут. Два поваленных дерева в саду прославленного юриста мистера Кишора сами посадили себя обратно в землю и вернулись к жизни. Многие видели, как из пяти разных источников поднялись столбы дыма, источавшие аромат панданового цвета. Индийская газета «Пайониар» сообщала, что, когда одна девочка взяла в руки кукурузное зернышко и дунула на него, упомянув имя Мохандаса Ганди, через мгновение зернышек стало уже четыре. А после того, как крестьянин из Базантпура, города, названного в честь Анни, пообещал поверить в Махатму, если у его дома поднимется крыша, та действительно поднялась на целых пятнадцать футов, после чего упала обратно. А ученый муж, в знак открытого презрения к Ганди-джи употреблявший в пищу морепродукты, вдруг обнаружил, что все его блюда кишат червями.

Рассказы о творимых Ганди чудесах получили широкое распространение за несколько недель до того, как Ганди приехал в Горакпур встретиться с местными активистами и произнести речь. Много лет спустя Амин собрал и классифицировал публикации о них в газетах поборников независимости. Благодаря полному неприятию капитализма божественное имя Ганди стало на удивление эффективным, когда речь заходила о возврате утраченного имущества и роста благосостояния, – коровы плодились, а украденные кошельки возвращались законным хозяевам. Несмотря на его веру в жертву, отречение и непричинение вреда, в сказаниях о его деяниях Махатма превратился в гневного, мстительного бога, что лишь лило грязь на голову правоведа, бросившего властям вызов своим призывом к отказу от сотрудничества. Когда какой-то крестьянин из Газипура оклеветал Махатму, у него тут же пали замертво жена, сыновья и братья. Другой человек, осмелившись оскорбить Ганди, вдруг обнаружил, что у него слиплись веки: сведений о том, удалось ли ему потом их открыть, не сохранилось. Во многих местах, таких как сад мистера Кишора, каждый день стали тысячами собираться окрестные жители, оставляя в виде пожертвований монеты. Потом эти рупии передавались в фонд борьбы за независимость – в виде щедрого взноса в кампанию по его финансированию.

Если раньше колонизаторы в оправдание своего присутствия непреднамеренно становились божествами, то теперь по линиям разлома апофеоза осуществлялся процесс освобождения Индии, в ходе которого заново определялось, кто человек, а кто бог, и выдвигались новые требования о возврате территорий божественности. О Ганди повсюду говорили как о новом, если не последнем, аватаре Вишну. Если раньше он выступал против оккультных махатм Безант и ее англизированного мальчика-бога, называя их уделом элит, то теперь уже боготворили его самого, пусть даже глубоко демократично. Сотни тысяч крестьян отправились в паломничество, чтобы встретить махатму, выстроившись вдоль железной дороги, по которой он ехал в Горакпур. На каждой станции, от Нанкхара до Чаури-Чауры, его приветствовали восторженные толпы – по оценкам, в каждом городе от пятнадцати до пятидесяти тысяч человек. К Ганди относились как к статуе в храме, установленной на крыше железнодорожного вагона, чтобы собравшиеся могли совершить даршан – добиться привилегии увидеть бога и показаться ему на глаза. В своих дневниках его личный секретарь Махадев Десаи вспоминал, что железнодорожные служащие не сразу открывали поезду зеленый сигнал двигаться дальше, чтобы дать всем жаждущим даршана достаточно времени. Когда

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 125