После войны ситуация изменилась. В городах северян, таких как Нью-Йорк, экономика процветала благодаря государственным заказам в отраслях, задействованных в военной сфере, уровень жизни быстро повышался, а вместе с ним менялись и вкусы. Свинина, долгое время являвшаяся основным белковым продуктом в рационе среднего американца, потеряла популярность, ей на смену пришла говядина. В результате цены на говядину на северо-востоке страны резко возросли: бычок, стоивший в Техасе 4 доллара, в Нью-Йорке продавался за 40–50 долларов. Поголовье лонгхорнов в Техасе резко увеличилось, поскольку во время войны они в основном были предоставлены сами себе. Предложение казалось неограниченным.

Отчаявшимся скотоводам Техаса не потребовалось много времени, чтобы обнаружить открывшуюся возможность, и они ухватились за нее. Все, что им требовалось, — перегонять скот с бедных пастбищ южной части Техаса на рынки Севера и класть прибыль в карман. Существовал и второй недостаточно обеспеченный мясом рынок: форты, индейские резервации и шахтерские городки на недавно открытом американском Западе.

Еще в 1842 г. скот из Техаса перегоняли в Миссури, а в 1854 г. — в Калифорнию. По воспоминаниям поэта Уолта Уитмена, даже в 1864 г., во время Гражданской войны, он видел, как стада крупного рогатого скота проходили по Вашингтону (округ Колумбия): «Всадники, все отличные наездники и на хороших лошадях, сразу устремляются за нарушителем порядка и поворачивают его. Дюжина конных гуртовщиков, весьма живописных в своих больших, надвинутых на лоб широкополых шляпах, еще дюжина пеших — все покрыты пылью, с длинными палками в руках. Огромное стадо, возможно 2000 голов, — все в движении, крики, улюлюканье и тому подобное»[40].

Хотя на картах, изображающих маршруты перегонов, можно увидеть упорядоченную разветвленную сеть дорог, на самом деле путь был извилистым, поскольку погонщикам требовалось обеспечить животных водой и травой. Для этого приходилось идти вдоль рек и ручьев, а также по старым индейским и бизоньим тропам. Сначала животных доставляли к конечным станциям железных дорог, принадлежавших железнодорожным компаниям Union Pacific и Missouri Pacific, которые после завершения Гражданской войны постепенно протягивали свои щупальца все дальше на Запад.

Однако в этой схеме перегонов все оказалось не так просто, как выглядело на бумаге.

Первая проблема состояла в том, что для перегона скота были необходимы лошади. Однако свободно пасущихся мустангов сначала нужно заарканить, завести в загоны и объездить, а для этого требовались опытные наездники. Как правило, на то, чтобы должным образом объездить дикого мустанга, уходило пять-шесть дней. При этом для перегона скота на север (такое путешествие могло занять от трех до шести месяцев) каждому ковбою требовалось по четыре-пять лошадей.

Вторая проблема заключалась в поведении и темпераменте самого́ дикого техасского лонгхорна. Эта порода ведет свое происхождение от иберийских коров, впервые завезенных в Новый Свет испанцами и прекрасно приспособившихся к местным условиям. У техасских лонгхорнов длинные, слегка веретенообразные ноги, узкое тело, тонкие поясница и круп, вытянутая узкая голова с рогами, похожими по форме на руль велосипеда, концы которых иногда направлены вперед, а иногда расходятся в стороны. Самый большой размах рогов был зафиксирован у быка по кличке Чемпион, родившегося около 1890 г. на мексиканском ранчо вблизи Рио-Гранде[41]; расстояние между концами его рогов составляло 2,7 м.

Ковбоям было непросто сгонять этих диких животных в стадо. Днем техасские лонгхорны прятались в зарослях, а паслись в основном по ночам. Лишь летом, когда налетали тучи надоедливых москитов, они ненадолго выходили на открытые участки в надежде, что их обдует ветерок. Обычно ковбоям приходилось забираться в заросли колючих кустарников, чтобы выгнать оттуда животных. Однако корова с теленком ради защиты своего потомства готова была броситься на лошадь, а бык лонгхорна был печально известен злобным вспыльчивым нравом: как выразился один скотовод, этот бык «строптив, угрюм, одинок и драчлив»[42] и «чем он старше, тем становится злее».

«Попросите любого скотовода старых времен, знакомого с южными пастбищами, назвать самое быстрое животное, — писал Дж. Доби в своей книге „Лонгхорны“. — Он не назовет ни лошадь для каттинга{16}, ни лошадь для игры в поло, ни дикую кошку, ни гремучую змею в броске. Он не подумает о сапсане. Он назовет быка лонгхорна. Некоторые другие быки быстры; многие драчливы, даже абердин-ангусской породы. Но никто из них не может так реветь, мычать, бурчать и неистовствовать, как быки испанской породы, и никто не может двигаться с такой скоростью»[43].

Техасские скотоводы собирали стада лонгхорнов, отделяли и кастрировали молодых бычков, чтобы получить стерилизованных и более послушных животных, которые давали лучшие виды мраморной говядины, и клеймили телят для подтверждения права собственности. Для размножения отбирали коров и нетелей (молодых телок, у которых еще не было телят), однако все животные оставались на свободном выпасе. Такие методы были разработаны мексиканскими вакеро{17}, предки которых некогда пасли стада для испанских миссий на территории современных Калифорнии, Техаса и Мексики.

К счастью, лонгхорны прекрасно адаптировались к засушливым условиям и поэтому хорошо подходили для длинных перегонов. Выносливые животные, невосприимчивые к большинству болезней крупного рогатого скота, могли идти без воды в течение двух дней, проявляя удивительную выносливость. Быки и коровы быстро привыкали к переходам, каждое животное понимало свое место в иерархии стада и каждый день занимало свое место, часто объединяясь с постоянным партнером. Более сильные и выносливые лонгхорны становились естественными лидерами и оказывались в голове стада, а более слабые шли сзади. Если какой-нибудь бычок натирал ногу, он замедлял темп и плелся позади, пока нога не заживала, а затем снова занимал свое место в стаде.

Как только стадо было собрано, техасец, жаждущий наживы, сталкивался с самой тяжелой проблемой — собственно перегоном. Поскольку железные дороги на Юге сильно пострадали во время Гражданской войны и никогда не заходили далеко в Техас, у скотовода имелось всего два реальных варианта — оба не слишком привлекательные. Он мог гнать стадо к железнодорожным станциям Канзаса и Миссури, откуда скот отправляли на восток, но при этом рисковал столкнуться с враждебностью или даже вооруженным сопротивлением со стороны местных фермеров, которые опасались, что стада, пришедшие с юга, вытопчут посевы или заразят их собственных животных какой-нибудь смертельно опасной болезнью. Или же трудолюбивый техасец мог отправиться дальше на Запад и попытаться добраться до какого-нибудь шахтерского городка или одного из фортов, контролировавших территорию; там всегда были хорошие рынки для сбыта говядины, однако при этом перегонщики скота подвергались риску нападения индейцев.

Чтобы перегнать тысячу голов скота, требовалось не менее восьми человек. Старший погонщик обычно уезжал на несколько миль