Хотя британские министры были недовольны позицией Веймарского правительства, куда более резкую реакцию у них вызывал большевистский режим, который они одновременно презирали и боялись. В кремлевском руководстве они видели олицетворение желания уничтожить свободу и демократию на Западе и заменить капитализм коммунизмом, который неизбежно приведет к «диктатуре пролетариата». Это отношение было отчасти оправданным, но в то же время близоруким. В бурные годы, последовавшие за приходом Гитлера к власти, оно нанесло серьезный ущерб дипломатическим отношениям между Лондоном и Москвой, что в итоге сослужило британским интересам дурную службу. Высокомерно отвергая советские претензии на статус «великой державы», Остин Чемберлен не только пресек все попытки Кремля получить западные займы, но и в типичном для Уайтхолла покровительственном тоне заметил: «У них явно завышенная самооценка. Они не настолько важны для нас, как они полагают, и они сильно льстят себе, если думают, что британская политика продиктована мыслями о них»[36].
Подобно своим европейским коллегам, британские министры испытывали раздражение от упорных, хоть и неуклюжих попыток Москвы подорвать западные демократические институты, в то же время претендуя на равный статус со своими идеологическими противниками. В случае с Великобританией примером была символическая поддержка Всеобщей стачки 1926 года, когда Москва сделала скромное пожертвование Британскому конгрессу тред-юнионов. Ссылаясь на это нарушение дипломатических норм со стороны аккредитованных в Лондоне советских дипломатов, преемник Ллойд Джорджа на посту премьер-министра Стэнли Болдуин разорвал дипломатические отношения с Москвой[37]. После Локарно, где, по утверждению главы британского МИДа, правительство «сошлось в схватке с Советской Россией за душу Германии», основная цель Великобритании была однозначна: по словам Остина Чемберлена, необходимо было «накрепко привязать Германию к западным державам» и не допустить, чтобы рейх «поддался искушению» вернуться в объятия Советов[38].
Хотя следующее лейбористское правительство Рамсея Макдональда в 1929 году восстановило официальные отношения с СССР, противостояние между Лондоном и Москвой лишь укрепило убежденность Сталина, что Великобритания намерена мобилизовать европейские демократии для уничтожения большевизма. Взаимное недоверие и непонимание так сильно изуродовали англо-советские отношения, что в течение следующего десятилетия конструктивный диалог между Лондоном и Москвой был практически невозможен.
Но более непосредственным – и куда более разрушительным – ударом по хрупкой европейской стабильности оказался не большевизм, а биржевой крах 1929 года. В течение предыдущих пяти лет после сложных переговоров американские банки поддерживали на плаву немецкий рейхсбанк крупными займами, которые помогли компенсировать расходы на выплату репараций, наложенных на Веймарскую республику в Версале. В результате хлипкая немецкая экономика начала восстанавливаться и крупные производственные отрасли вновь обрели устойчивость. Финансовый пожар гиперинфляции, пожиравший жизни и средства к существованию в середине 1920-х, удалось потушить. Немецкие граждане почувствовали относительное благополучие и стабильность. Но когда мировая финансовая система внезапно рухнула, американцы отозвали свои займы и система жизнеобеспечения оказалась отключена. Немецкая экономика отправилась в свободное падение, промышленное производство упало, и за три года более 6 млн немцев – как белые воротнички, так и те, кто трудился в фабричных цехах, – остались без работы. Оказавшись в водовороте Великой депрессии, семьи теряли свои сбережения и начинали голодать, дети массово заболевали из-за недоедания. В атмосфере нищеты и негодования по стране стремительно распространился зловещий вирус – болезнь, которая зародилась в смуте послевоенной Германии и против которой, казалось, не существовало лекарства.
Маргинальное политическое движение, основанное 5 января 1919 года, которое в тот момент насчитывало всего 24 участника, называло себя Немецкой рабочей партией. Чуть более чем за десятилетие оно стало крупнейшей силой в рейхстаге. К тому времени оно называлось Национал-социалистической немецкой рабочей партией (НСДАП, или нацистская партия). Идеология этого движения была антисемитской и расистской, а методы – жестокими. Его лидером был безработный австрийский ветеран Первой мировой войны, который получил Железный крест (первого и второго класса) за храбрость, но так и не смог стать профессиональным художником. Гитлер внушил своим последователям, что немцы – расово чистый народ, которому суждено покорить Европу, истребив все неарийские народы. Ослепленные этой псевдонаучной теорией, они фанатично следовали за ним. Вскоре, поддавшись мессианскому красноречию Гитлера, на съездах нацистской партии стали собираться огромные толпы, которые с восторгом внимали ему, а затем вскидывали вытянутые правые руки в приветствии с криками «Sieg Heil!». А он тем временем вел их к катастрофе, которая окажется гораздо ужаснее всего, что навязали немцам победители в Версале.
Любой, кто продирался через тяжеловесные и однообразные пассажи в «Майн кампф»[39], не мог не заметить безграничную ненависть ее автора к «еврею», которого тот изобличал как «паразита», «пагубную бациллу» и «смертельного врага», от которого необходимо избавиться во что бы то ни стало. Искажая историю до гротеска, Гитлер утверждал, что именно эти «недочеловеки» в 1918 году вырвали из рук у немцев победу и вручили ее союзным державам. Затем они вступили в «извращенный и дегенеративный» сговор со своими коллегами-марксистами в веймарском правительстве и в результате произвели на свет Версальский договор, который был «инструментом неограниченного вымогательства и позорного унижения». Отвращение Гитлера к «международному еврейству» было неразрывно связано с его ненавистью к большевизму и неуемной жаждой Lebensraum – жизненного пространства, без которого немецкая «раса господ» не сможет вновь обрести свое истинное предназначение.
Гитлер обладал уникальным даром разжигать тлеющие в народе обиды и предрассудки, предлагая взамен путь к спасению – мессианский образ страны, восстающей из пепла, чтобы вновь стать великой мировой державой. Огромные аудитории, слушая его, доходили до экстатического исступления. Спустя чуть больше десяти лет методами уличного бандитизма и политических манипуляций национал-социалистам удалось овладеть сознанием нации – сперва на митингах, а затем и у избирательных урн.
Вначале же казалось, что у нацистов нет никаких шансов стать массовым движением. 8 ноября 1923 года они сделали первый шаг, организовав попытку государственного переворота против недавно назначенного комиссара Баварии, который должен был выступить с речью в мюнхенской пивной. На следующий день, рассчитывая, что расквартированный в городе гарнизон рейхсвера поможет им свергнуть веймарское правительство, они устроили марш с целью захвата ключевых государственных объектов. В ходе последовавших беспорядков баварская полиция открыла огонь, застрелив 15 участников шествия и случайного прохожего. Вместе с Рудольфом Гессом, одним из организаторов провального «пивного путча», Гитлер был арестован и осужден за государственную измену. Однако судья, симпатизировавший нацистам, не отправил его в обычную тюрьму, а назначил всего пять лет ареста с содержанием в крепости (Festungshaft), где Гитлер жил в относительном комфорте и уже через девять месяцев вышел на свободу. Поскольку его не привлекали к физическому труду, время заключения он посвятил написанию своей тяжеловесной, но пугающей книги, которая позже будет опубликована под названием Mein Kampf («Моя борьба»)[40].
На декабрьских выборах 1924 года нацисты смогли набрать только 3 % голосов, что дало им всего лишь 32 места в рейхстаге из 472. Но за шесть лет, на фоне разразившегося в стране экономического кризиса, они увеличили свою долю избирателей в шесть раз: на выборах 1930 года они получили 18 % голосов. Теперь они были силой, с которой приходилось считаться. Напряжение росло. Уличные столкновения между штурмовиками нацистской партии (известными как СА, или коричневорубашечники) и их соперниками из социал-демократической СПД и Коммунистической партии Германии обостряли нараставший политический кризис. В июле 1932 года нацисты получили 37 % голосов, что сделало их крупнейшей партией в рейхстаге, располагавшей 230 местами. СПД (бывшая правящая партия) и коммунисты сильно отстали со своими 21 и 14 % соответственно. Нацисты набрали больше голосов – 13 745 680, – чем остальные две партии, вместе взятые. Однако, поскольку ни одна другая партия не желала вступать с ними в коалицию, им пока еще не удавалось сформировать парламентское
