Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 109
на полном жаловании и 6 миссионеров временных [Пленум Совета 1926:19–20; 26-й Всесоюзный съезд 1927:33–45]. Союз евангельских христиан был менее склонен публично афишировать численность своих евангелистов: на съезде 1920 г. было избрано 52 миссионера, а в 1923 г. было объявлено о расширении штата. Проханов заявлял в мемуарах, что Центральный союз оплачивал работу 100 миссионеров в 1928 г., но цифры из других источников неизвестны [7-й Всероссийский съезд 1920:4; Протоколы 9-го Всесоюзного съезда 1923: 12; Prokhanoff 1933: 152–153]. Баптисты и евангельские христиане также в раннесоветский период начали попытки распространить миссию на нерусские и нехристианские народы Советского Союза. Для этого каждый союз назначил особых миссионеров, повествования которых о жизни среди экзотических народов стали почти постоянной рубрикой в журналах движения[161].
Миссионерам от союзов помогали в их работе евангелисты на жаловании местных общин и местных ассоциаций. Съезд евангельских христиан 1920 г. рекомендовал общинам раздобыть карту своего уезда и планомерно евангелизировать те места, которые пока еще не охвачены проповедью! На съезде баптистов 1923 г. Павел Павлов оценил численность местных миссионеров примерно в тысячу человек [7-й Всероссийский съезд 1920: 4; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 35, п. 8, л. 2 об.]. Также на благо дела баптистов трудилось от двадцати до пятидесяти миссионеров на жаловании Русского миссионерского общества с центром в Лондоне, связанного с Вильгельмом Фетлером, бывшим лидером петроградских баптистов, оказавшимся в эмиграции во время войны [Our Missionaries 1923: 68; Russian Missionary Society 1924: 117].
Помимо развития миссионерства и налаживания работы общин в России предпринимались попытки организовать систему богословского образования.
В раннесоветский период в Ленинграде, а потом и в Москве открылись постоянные библейские школы. Даже после того как провалились попытки слияния евангельских христиан и баптистов в единую конфессию, в середине 1920-х годов между ними продолжалось сотрудничество в области образования. И те и другие организовывали кратковременные курсы для проповедников еще в начале 1920-х годов, однако планы совместной библейской школы в Петрограде оказались сорваны как раз перед ее открытием в 1924 г. С января 1925 г. по середину 1929 г. евангельские христиане вели регулярные годовые программы богословского обучения. В программу входило изучение Библии, искусство написания и чтения проповедей, церковная история, древнееврейский и греческий языки и, что примечательно, обязательный курс советской политграмоты [Prokhanoff 1933: 208; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 45, л. 6; д. 310, д. 364]. Тем временем баптисты организовали свои курсы. После длительного процесса согласования с различными государственными органами, они получили разрешение в конце 1927 г. С 1 декабря до времени ареста директора школы Павла Иванова-Клышникова в марте 1929 г. в Москве прошло обучение 44 студента мужского пола и 6 женщин со всего СССР. Наставниками выступали ведущие члены Совета Союза баптистов [ГА РФ, ф. А353, оп. 8, д. 8, л. 145, 151, 157; История евангельских христиан-баптистов 1989: 215, 222; Смирнова 1927]. В то же самое время местные церкви и ассоциации по всей России и Украине разрабатывали свои собственные программы обучения для пастырей и миссионеров. К примеру, в 1921 г. община евангельских христиан Одессы открыла постоянные курсы для 30 студентов, а Тверская губернская ассоциация евангельских христиан организовала трехмесячный библейский курс и курс для хоровых регентов [Утренняя звезда, № 1–2 (январь – февраль 1922): 10; История евангельских христиан-баптистов 1989:214–215]. В результате этих образовательных инициатив несколько сотен молодых верующих обеих деноминаций прошли подготовку как евангелисты и общинные руководители.
Наконец, кампании евангелизации стали главным средством донесения планов центральных организаций до верующих на местах. В репортаже о «месяце евангелизации», проведенном баптистами в апреле 1921 г. его успех описывался как пройденное «пробным камнем организованной работы Союза баптистов». Местные группы сообщали о том, как у них собирались специальные встречи в молитвенных домах, на улицах, в соседних деревнях, в тюрьмах и в госпиталях; в одной деревне верующие прошли шествием по всем улицам, проповедуя на каждом перекрестке [Месяц всероссийской евангелизации 1921: 49]. В этой организационной работе зачастую бросался в глаза советский стиль с его кричащей агитацией и военной метафорикой. В письме одного из баптистских вожаков кампания 1921 г. описывалась как «борьба, разоблачающая суеверие и лжехристианство, – которые являются более страшным орудием тьмы, чем неверие» [Слово истины, № 5–6 (1921): 43]. Молодежь выступала «авангардом» крестового похода. Чтобы их поддержать, вожди предлагали свой гимн для евангельского фронта и целый набор лозунгов наподобие такого: «Без возрождения личности не может быть новой жизни» [О двухнедельнике 1921: 43]. С годами язык агитации сделался мягче, возможно, потому что уже не воспринимался как нечто новое, а руководство деноминаций стало опасаться правительства [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 45, п. 9, л. 1–3]; см. также [АВК 1925: 50–51; Моторин 1928: 49]. Но тем не менее до конца 1920-х годов кампании продолжали оставаться средством оживления жизни местных общин, способствовали их расширению и укрепляли в верующих чувство принадлежности к единому большому делу.
Евангелические объединения
Наряду с развитием Союза баптистов и Союза евангельских христиан в первые годы советской власти местные общины также создавали собственные организации и расширяли свою миссионерскую сеть. Руководители общин подчеркивали, что важно отвести каждому члену общины особую роль в жизни коллектива [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 34, п. 3, л. 14]. В эти годы множились молодежные и женские кружки, хоры и музыкальные ансамбли, благотворительные и миссионерские объединения, устраивались различные торжества и прочие массовые мероприятия. Хотя все это можно было наблюдать и прежде, именно в 1920-е годы деятельность местных общин обрела небывалый размах.
Одним из новшеств 1920-х годов, которое стало особенно популярным, оказался «праздник жатвы», который каждая община организовывала осенью. Центральные органы только поощряли эту инициативу. Члены общин не жалели усилий, чтобы украсить свой молитвенный зал дарами урожая. Духовные функции праздника были неразрывно связаны с развлекательными, см., например, [Христианин, № 12 (декабрь 1925): 60]. В праздник жатвы 1925 г. члены общины в станице Никольская на Кавказе и их гости из соседних общин заполнили молитвенный дом на пятьсот человек. После службы в молитвенном доме были спешно поставлены столы и, пока 350 человек пили чай, выступал хор и выступали проповедники. Во время праздника была собрана изрядная сумма пожертвований [Тимо 19266: 29]. Подобные мероприятия проходили не только в сельской местности, но и в городах: предполагалось, что праздник знаменует не только урожай плодов земли, но и миссионерских усилий. Во Владивостоке в 1925 г. праздник жатвы знаменовал окончание четырехлетнего курса, который был призван, точь-в-точь как советские образовательные инициативы, «ликвидировать безграмотность среди членов местной общины». На этом празднике перед всей общиной вслух читали женщины, которые
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 109
