Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 116
минуя линзу. Говорили, так проигрываешь в размере, но выигрываешь в четкости изображения.
А выиграть в четкости изображения, скажу положа руку на сердце, ох как хотелось!
Показывали какой-то концерт. Помню фигуру скрипача, которая на наших глазах начинала вдруг катастрофически худеть, удлиняться, тянуться вверх и тянуться вниз, словно бы ее специально растягивали, и, казалось, вот-вот уже должна была перерваться где-то в районе талии, но именно в этот момент нашего скрипача, видимо, прихлопывали сверху и снизу, он стремительно сплющивался, охотно уподобляясь тыкве.
Все это разительно напоминало зеркала комнаты смеха, с той лишь разницей, что изображение, возникающее на зыбком экране, к тому же беспрерывно путало позитив и негатив. Бледноликий концертант в черном фраке упорно оборачивался негром в белом фраке (видимо, из джаз-банда)…
Но нам все это почти не мешало! На экран мы смотрели с благоговением».
Он же выдвигал весьма любопытную версию об историческом значении прихода телевидения в простые коммунальные квартиры: «Искусство пришло в комнату, оно ворвалось сюда, и это не снизило его эмоциональный градус (как полагаем теперь), но, напротив, во многом усилило, обострило. Искусство заставило воспринимать себя в конфликтном сопоставлении с бытом, со всем, что вокруг. Никогда еще оно не подступало так близко к этим людям. Не захватывало врасплох среди обжитых вещей, в домашней, незащищенной настройке души. Но эта “интимность” вовсе не принуждала искусство звучать приглушенно, переходить на шепот (как полагаем теперь), а лишь захватывала целиком, заставляя принимать трагедию, что неслась на экране, прямо “на себя”. Если бы все это происходило в чужом, набитом людьми зрительном зале, в регламенте дневных и вечерних сеансов, по билету за полтора и два рубля – сохранили бы мы тогда эту непосредственность восприятия, эту полную веру в подлинность того, что произошло на наших глазах?»
Вернемся, впрочем, к «кавээну». Он довольно быстро сделался настоящим народным девайсом. Этот телевизор был и у обычного рабочего с завода «Серп и молот», и у самого товарища Сталина, хотя тот и не жил в коммуналке вообще никогда.
Как мы уже писали, мощностей Александровского завода не хватало. Производство осваивали предприятия по всей стране. Появлялись новые модификации – не слишком, впрочем, отличавшиеся от предыдущих. Ну разве что какую-нибудь лишнюю рукоятку уберут за ненадобностью – все равно она не регулирует то, что должна бы регулировать.
Газеты то и дело радовали советских обывателей духоподъемными сообщениями: «Коллектив воронежского завода “Электросигнал” освоил производство телевизоров “КВН-49-4”. Уже изготовлено сто аппаратов. В ближайшее время завод приступает к серийному выпуску. Аппараты будут отправляться в Москву, Ленинград, Киев».
Прекратили выпускать этого монстра только в 1960 году, создав более двух миллионов экземпляров, каждый из которых был по-своему ужасен. А в 1957 году количество телевизоров, находящихся в собственности советских граждан, перевалило за миллион. Тогда же был запущен в производство еще один легендарный советский телевизор – «Рубин-102». Линза для него не требовалась, он был способен принимать целых 12 каналов (опять-таки, не существующих в стране) и имел некий намек на сервисные функции – в частности, был оборудован гнездом для подключения магнитофона, с помощью которого жители коммуналок записывали и потом прослушивали телевизионные концерты.
Он тоже выпускался десять лет, и за это время было собрано и продано более 1,3 миллиона «Рубинов».
* * *
И на протяжении всего этого времени на коммунальной стене висела так называемая абонентская радиоточка, она же репродуктор, она же абонентский громкоговоритель. Ее часто называли словом «радио», что в принципе не верно – сигнал доставлялся не с помощью радиоволн, а по проводу. В каждой квартире было несколько специальных радиорозеток, в которую вставлялся шнур, заканчивающийся где-то в недрах этого устройства.
И сама радиорозетка, и штепсельная радиовилка лишь внешне и притом не сильно отличались от вилки и розетки системы электроснабжения, рассчитанной на ток напряжением 127 вольт, а затем и на 220. А размещались радиорозетка и электророзетка рядом, без преувеличения, бок о бок.
Неудивительно, что розетки постоянно путали. Если, например, магнитофон включали в радиорозетку, то он просто не включался. А если вилка от репродуктора случайно попадала в электророзетку, то из него раздавался треск, шел дым, а во всей квартире вырубались пробки.
Впрочем, пример с магнитофоном не совсем удачный – у первых советских магнитофонов как раз были предусмотрены специальные разъемы для соединения с радиорозеткой – чтобы записывать транслируемые программы (например, концерты или радиоспектакли, существовал в то время такой популярный жанр) на магнитную ленту. Так что, при особом везении, можно было с помощью электрической розетки сжечь не только репродуктор, но и магнитофон.
Но пытливый читатель, конечно же, понял, что я имею в виду.
Считается, что проводной громкоговоритель изобретен в 1880 году поляком Юлианом Охоровичем. Он был впервые использован во время озвучивания оперы в парижском театре.
В нашей стране эти устройства появились сначала на улицах. Они оповещали жителей о всяческих важных событиях. Первый был установлен в 1921 году в Москве – на Тверской улице, на балконе дома Моссовета.
А еще спустя год вошла в строй Радиостанция имени Коминтерна, антенны ее передатчика располагались на радиобашне, известной нашим современникам как Шуховская. Ее автору – инженеру Владимиру Шухову – в то время было хорошо за шестьдесят. Тем не менее он предложил довольно интересную, как бы сейчас сказали, креативную идею. Ради экономии металла установить не три башни по 350 метров каждая, а одну высотой 148 метров, и к тому же ажурную. Проект Шухова был принят. И всего лишь за три года башню возвели.
А по поводу более чем необычной «внешности» своих гиперболоидных сооружений инженер рассказывал: «Однажды прихожу раньше обычного в свой кабинет и вижу: моя ивовая корзинка для бумаг перевернута вверх дном, а на ней стоит довольно тяжелый горшок с фикусом. И так ясно встала передо мной будущая конструкция башни».
Начало вещания, конечно же, было событием масштабным. «Рабочая газета» накануне сообщала: «Настройтесь на волну 3000 метров и слушайте! В воскресенье, 17 сентября в 3 часа дня по декретному времени на центральной радиотелефонной станции Наркомпочтеля состоится первый радиоконцерт. В программе русская музыка».
Путеводители по советской столице писали, что мощность новой радиостанции больше, «чем мощность радиостанций Нью-Йорка, Парижа и Берлина вместе взятых».
Поэт Николай Кузнецов посвятил этой башне стихи:
В синеву на полтораста метров,
Откуда видны далекие пашни,
До туч, гоняемых ветром,
Выросла радиобашня.
Сжималось кольцо блокады,
Когда наши рабочие плечи
Поднимали эту громаду
Над Замоскворечьем
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 116
