лет, а его племяннику — около пятидесяти. Несомненно также, что присутствие двух мужчин является менее компрометирующим обстоятельством, чем свидание с мужчиной наедине. Но симптоматично то, что графиня совсем не считает такое поведение неуместным и куда больше затруднений вызывает выход в город с шевалье де Берни. «Я нахожу это вполне пристойным, так как шевалье — мужчина старше пятидесяти лет», — считает нужным уточнить графиня. Правда, в этом случае ей понравились ночные визиты: восхищаться развалинами Колизея при свете луны или отправиться в полночь в Ла Скала больше напоминает романтическое свидание влюбленных. Тем не менее парадоксально, что она не может показаться одетой на людях с тем, кто видел ее во время приема ванны.
Если нормы приличия позволяют женщине разделять свою интимность с чужими людьми, то стыдливость может прибегнуть к уловкам, чтобы замаскировать наготу. Это совсем не тот покров, в который склонны верить теоретики, потому что еще существует потребность в материальных вспомогательных средствах; молоко, отруби, миндальная пудра, мука или смола, растворенные в винном спирте, делают воду непрозрачной. Лепестки розы плавают на поверхности воды, скрывая тело. Все это позволяет «быть обнаженной, но невидимой». Но это уже шаг к интимности, в которой больше стыдливой невинности по сравнению со стыдливостью-стыдом молодой девушки, воспитанной при венском королевском дворе, как Мария-Антуанетта. Юная королева купается в платье из фланели, застегнутом на все пуговицы по самое горло, не позволяя, чтобы даже служанки видели ее обнаженной, пишет мадам де Кампань в своих «Мемуарах о частной жизни Марии-Антуанетты, королевы французской и наваррской». Впрочем, интимность — это вовсе не нагота и не неглиже. Вот что пишет Луи-Себастьен Мерсье в книге «Картины Парижа»:
«Красивая женщина регулярно, каждое утро, совершает два туалета. Первый из них — тайный, к нему не допускаются любовники — они приходят лишь в назначенное время. Женщину можно обманывать, но никогда нельзя заставать врасплох — таково правило».
Эти два вида туалета соответствуют двум типам стыдливости, ставшим традиционными еще при Цицероне: одна стыдливость прячет то, что могло бы вызвать чувство отвращения (ненарумяненное лицо, еще одутловатое после ночного сна), другая укрывает, чтобы лучше подчеркнуть, то, что возбуждает желание:
«Чуть небрежно наброшенный пеньюар, изящная полуобнаженная ножка в легких туфельках без задников, которую можно увидеть мельком, чувственное нижнее белье, в котором женские формы выглядят роскошнее и изящнее, — все это дарит множество приятных моментов женскому тщеславию».
Кокетство? Это единственное пространство свободы, которое осталось у женщины, захваченной в плен своей стыдливостью.
Условная свобода
Это обезличивание женщины особенно сильно ощущается в любовной сфере: сближение и объяснение в любви находятся строго в компетенции мужчин, потому что только у мужчины напор и инициатива не являются неприличными. К тому же ему самому придется вести себя так, чтобы не задеть чувство стыдливости женщины: все действия и предложения мужчины, «полные сдержанности и благоразумия», совершаются «с подобающей скромностью, целомудрием, застенчивостью и учтивостью». В его мыслях лишь честь и стыдливость, которые, как факел, освещают его путь.
Для мужчины, привыкшего покорять, лишение его этой прерогативы может лишь охладить его желание. Граф де Гиш, великий соблазнитель времен Людовика XIV, испытал это на собственном опыте. Зная о слабости графини д’Олонь к представителям духовенства, он переоделся в аббата с целью завоевать ее. Его уловка удалась: красавица приняла его за клирика, на которого положила глаз, и перешла в наступление. «Но некоторые обещания, которые она мне сделала, и недостаточное проявление стыдливости, которое я встретил с ее стороны, совершенно оттолкнули меня от нее, я просто не смог сблизиться с этой женщиной». Понимайте так: «плутовка», которая способна запросто улечься в постель «в состоянии, мало подобающем для женщины, полностью гасит огонь в сердце мужчины моего сорта». Ее прозрачное газовое платье желтого цвета едва прикрывало наготу, а волнистые локоны подчеркивали главное ее достоинство — грудь. Об этом пишет мадам д’Онуа в книге «Тайные воспоминания герцога Орлеанского, или Забавные приключения некоторых французских принцев».
Разумеется, эти мемуары написаны любовницей герцога Орлеанского — ревнивой герцогиней Орлеанской — на основе его откровений. Конечно, мадам д’Онуа, рассказавшая в своей книге об этом случае, приукрашивает сомнительные анекдотические происшествия, и ее нельзя считать надежным свидетелем Но в данном случае нас больше интересует правда с точки зрения психологии, чем достоверность этой истории: отныне женская стыдливость является первым условием соблазна. Ретиф де Ла Бретон — один из самых популярных французских писателей XVIII века, произведения которого снискали скандальную славу вследствие сексуальной раскованности автора, — также сопротивляется слишком активному поведению молодой девушки. Та чересчур откровенно демонстрирует ему свое тело под предлогом того, что хочет согреться у камина, неоднократно просит его поворошить поленья, чтобы он не упустил ничего из разыгрываемого ею спектакля. «Какая кокетка (подумал я), ты не знаешь, что я покорил таких же прелестниц, как и ты, даже более привлекательных: ведь их украшала стыдливость!» — пишет он в книге «Парижские ночи». С точки зрения буржуазной морали в конце XVIII столетия в браке четко определена роль супруги: с ее стороны недопустимы «слишком пылкие ласки, которые не сопровождаются подобающим проявлением стыдливости», равно как и «слишком строгая добродетель», которая заставила бы ее запереть свою комнату. Она должна быть целомудренна, «не отказывая мужу в близости, а одерживая его». Она должна отдавать мужу все свое очарование — «за исключением непристойности». Избыток страсти недопустим, равно как и чрезмерная стыдливость. В этом состоит единственное изменение по сравнению с советом Теано, согласно которому женщина должна сбрасывать с себя стыдливость вместе с платьем.
Стыдливостью отмечена власть мужчины над женщиной, и он должен всему ее научить. Тот же Ретиф без ложного стыда видит в стыдливости «единственное удовольствие», потому что она позволяет мужчине испытать волнующее наслаждение, обучая свою жену всем премудростям супружества. Определенно в этом проявляется признание слабости женщины, которой требуется Арнольф (персонаж из пьесы Мольера «Школа жен»). Женщины этим пользуются: та, которая не хочет, чтобы над ней главенствовали, должна научиться управлять проявлениями своей стыдливости. У настоящей кокетки существуют определенные правила поведения, и одно из них состоит в том, что «цвет ее лица не должен меняться». Как только люди заметят, что возлюбленный женщины заставляет ее краснеть, «они тут же разнесут слух о том, что он безраздельно владеет ее сердцем», — сказано в книге «Хитрость кокеток. Правдивая история, посвященная мадемуазель де Скюдери» (1660). Но если женщина разбирается во всех тонкостях правил этой игры и осознает всю пикантность, которую стыдливость вносит в женскую обольстительность, она может пристраститься к этому искусству. Царство Кокетства обнародует этот
