затем оказывается «нечистью», – очень распространенный и всем хорошо знакомый, причем его можно уложить в примерную трехэлементную схему: встреча, брак, узнавание истины. Так, например, в одной из легенд Донегола рассказывается о том, как фермер по имени Маркас встретил на холме красивую девушку, привел ее в свой дом и женился на ней. У них родилась дочь, во всем похожая на мать, причем странной особенностью их обеих было то, что они не ели соли. Однажды девочка принесла отцу обед и, увидев вдали в море корабль, вырыла в песке ямку, наполнила ее водой, положила на поверхность воды щепку, а потом утопила щепку пальцем. Корабль тут же утонул. «Кто тебя научил так делать?!» – спросил изумленный отец. «Так всегда делает мама», – ответила девочка. Фермер догадался, на ком он женился, и проклял обеих. Больше он их не видел. В общем, он еще легко отделался (Síscéalta ó Thír Chonall, 1977, p. 178–186).
Но в романе «Тропа змей» данное «узнавание» оказывается мнимым: таинственная красавица – просто дочь местного фермера, которая любит гулять одна по холмам. Роман, естественно, кончается свадьбой. Что-то подобное мы встречаем и в «Леди в саване». Интересно, что если сюжетная схема «Дракулы», как и вампирический нарратив в целом, строится примерно по той же схеме (встреча – вред – узнавание – борьба и спасение), романы, в которых горизонт читательского ожидания оказывается Стокером обманутым, не имеют фольклорных параллелей, что вполне логично. Более того, мы можем предположить, что в данном случае Стокер отчасти мог опираться на события реальной жизни. Так, в марте 1895 г. жительница деревни Балливадли (графство Типперери) Бриджет Клери была заподозрена ее мужем Майклом и несколькими соседями в том, что на самом деле она – сида-подменыш; после четырех дней «дознания» ее облили ламповым маслом и сожгли, после чего ее муж, утопив тело в болоте, поспешил в соседнюю деревню к священнику и сказал ему, что убил свою жену (чему тот вначале не поверил), и этой же ночью отправился к местному волшебному холму, чтобы вызволить «реальную» Бриджи, которая, как он ждал, проедет ровно в полночь на белой лошади в процессии сидов. Во время следствия он был признан вменяемым и был осужден на 15 лет тюремного заключения. Мы полагаем, что Стокер, который к этому времени давно уже жил в Лондоне, все же мог знать об этом случае. О нем широко писали не только в ирландских, но и в лондонских газетах и, более того, буквально на тех же страницах в то же время печатались отчеты об аресте и обвинении Оскара Уайльда, которые вряд ли он мог пропустить (подробнее: Bourke, 1999, p. 1`55–57).
В своей книге «О ночном кошмаре» ученик и биограф Фрейда Эрнст Джонс приводит в чем-то аналогичный случай: в 1837 г. в Болгарии в деревню пришел мрачный незнакомец, который к тому же отказался от угощения и выпивки. После нескольких дней пыток он, так и не сознавшись в том, что он вампир, был погребен заживо. Случаев же выкапывания и осквернения могил в конце XIX – начале XX в. насчитывалось немало как в темной России, так и в прогрессивных Соединенных Штатах (подробнее: Jones, 1931, p. 98–130). То, что героиня Стокера была вначале принята за вампира – отнюдь не искусственный вымысел, но сюжетный ход, подсказанный самой жизнью. И тем не менее, как показало время, в современной массовой литературе и кино он успеха не имел, причем по вполне понятным причинам: паракультура представляет собой разновидность фольклора, для которого сюжет, строящийся на обмане читательского ожидания, неприемлем. Почему – это вопрос особый и не такой простой, видимо, главная причина – ориентация на особую эстетику тождества, конкретно воплощенную в узнавании и предсказуемости сюжета.
Но почему Стокер вообще мог обратиться к такой теме? Ответить на этот вопрос трудно, да и ставить его не совсем корректно, поскольку даже будучи литератором скорее посредственным, Брэм Стокер тем не менее был писателем, подчиняющимся своему вдохновению. И все-таки попытаемся на него ответить. Как пишет Эрнст Джонс, сама идея возможности возвращения умершего имеет в своей основе три чувства, которые испытывает тот, кому покойный был наиболее близок (супруги, дети и родители, братья и сестры, близкие друзья). Эти три чувства на самом деле являются воплощениями одного – чувства незавершенности, как сказали бы современные психологи, гештальта. Выделяемые им эмоции (любовь, вина и ненависть) в результате механизма проекции вызывают в мозгу идею возможности возврата из иного мира («желание пережить вновь воссоединение с умершим часто приписывается самому покойному посредством механизма проекции», Jones, 1931, p. 100). То есть, говоря проще, если вдова скорбит об умершем муже и хочет, чтобы он вернулся, ей начинает казаться, что это он хочет вернуться и воссоединиться с ней. Сюжет, в основе которого лежит мотив добывания жены в ином мире (а ошибочно воспринимаемая вначале как фея или как женщина-вампир невеста вполне может трактоваться как представительница иного мира), также встречается в фольклоре, и он также может быть описан в психоаналитической терминологии как проективный. За ним скрывается неудовлетворенное желание обрести истинную любовь, удовлетворить неудовлетворенное либидо, но стремление соединиться с любимой, которое в реальной жизни оказывается нереализуемым, описывается в вымышленной истории как свершившееся. Более того, стремление обрести возлюбленную описывается посредством проекции как ее собственное желание воссоединиться с героем. Подвидом сюжета о жене из иного мира может быть назван фольклорный мотив о расколдовывании девушки, временно (или – от рождения) попавшей во власть сил тьмы. Так, рассказ о подобной неудавшейся попытке, лежащий в основе гоголевского «Вия», опирается на аналогичный сюжет, представленный, например, в польской народной сказке «Королевна-упырь». Отчитав три ночи у гроба немертвой королевны, солдат вырывает ее из воинства тьмы, и обретает и любовь, и невесту. Жена, которая отвергает супруга, не разлюбила его, но на самом деле лишь заколдована или подменена, и требуется лишь найти способ расколдовать ее и вернуть ее любовь. Возможно, этим руководствовался и Майкл Клери, когда заподозрил подменыша в своей жене Бриджет, которая за девять лет брака почему-то не имела от него детей и о которой в деревне говорили, что у нее связь с одним из местных фермеров. И, наверное, неудовлетворенность своей семейной жизнью с холодной красавицей Флоренс (опять Оскар Уайльд!) заставила Брэма Стокера создать сюжет о странной девушке-вампире, которая на самом деле оказывается заколдованной принцессой и с которой герой обретает истинное супружеское счастье.
Однако, если мы рассмотрим подробнее историю развития вампирической темы в западноевропейской литературе, мы увидим, что изначально фольклорный и, естественно, – отталкивающий, безусловно
