его проинформировали о связях Белграда с Западом, о его действиях, направленных против социализма. Решения Политбюро стали для Ходжи карт-бланшем на развязывание пропагандистской кампании против Югославии. В мемуарах Ходжа также вспоминал, что во время разговора в Тиране с советским послом он жестко критиковал СССР за попустительство Югославии[583]. Мы на основе доступных нам источников не в состоянии проверить достоверность подобных утверждений. Югославская сторона по своим разведывательным каналам получила решения Политбюро АПТ, о чем Тито 3 декабря 1956 г. оповестил Хрущева[584]. Обращение Тито к Хрущеву было мотивировано не только шагами, предпринятыми Ходжей, но и в целом отношением соцлагеря к Югославии в связи с ее позицией по венгерской проблеме. Хрущев в ответе, который последовал только 10 января[585], дал понять, что Кремль критиковал албанское руководство за решение Политбюро АПТ начать пропагандистскую кампанию против Югославии, указав, что принятие такого спорного документа наносит вред развитию югославско-албанских отношений.

Албанская сторона быстро отреагировала на это письмо (Москва разослала его всем руководителям коммунистических и рабочих партий социалистических стран), заявив, что информация о существовании документа с решением Политбюро ЦК КПА — фальшивка и дело рук «врагов социализма». Кроме того Хрущев отрицал, будто советское партийное руководство давало дважды проезжавшему через Москву с визитом в Китай Ходже какие-либо инструкции, которые могли бы негативно повлиять на отношения Югославии с Албанией и СССР. Советский лидер также использовал представившуюся ему возможность обвинить югославскую сторону в проведении разведывательной деятельности в странах народной демократии[586].

В ответном письме 1 февраля Тито отверг обвинения в шпионаже, заявив, что в Албании имеется много не согласных с политикой руководства АПТ и НРА, предоставляющих в распоряжение посольства ФНРЮ («югославских товарищей») соответствующие сведения. Тито также подчеркнул, что документ, о котором идет речь, подлинный, и что его легче объявить фальшивкой, чем взять на себя ответственность за него. Кроме того югославский руководитель намекнул, что Белграду известно о наличии у советского руководства важных югославских документов, но при этом он не обвиняет его в шпионаже[587]. Переписка Броза и Хрущева свидетельствовала не только о плохих отношениях между двумя балканскими государствами, но и о значительных разногласиях между югославскими и советскими верхами, что грозило эскалацией нового конфликта и ухудшением отношений ФНРЮ и СССР.

Вступив в новую стадию конфликта с Югославией, Албания одновременно стремилась укрепить свои связи со странами соцлагеря. При этом речь шла не только об СССР[588]. С целью усиления кадровой основы партии было принято решение увеличить число партработников, офицеров и студентов, направляемых для обучения в Москву. Там они должны были научиться вести борьбу с потенциальными либеральными тенденциями внутри Албании[589].

Советская сторона основательно изучила положение в АПТ, что позволило ей выработать стратегию в отношении Албании[590]. Первой страной, с которой власти Албании решили наладить более тесный контакт, стала Болгария, ближе всех расположенная и самая перспективная с точки зрения возможного политического и экономического сотрудничества. В январе 1957 г. в Тиране во время визита болгарской официальной делегации был подписан ряд двусторонних соглашений, в числе которых — соглашение о долгосрочном кредите, представляемом Болгарией, планы сотрудничества в социальной и культурной сферах, протокол о научном сотрудничестве на 1957 г. и договор о торговле на 1957 г.[591] 30 января 1957 г. албанский премьер Шеху детально проинформировал о прошедших переговорах советского поверенного в делах Шехова, который от имени СССР приветствовал подобный вид сотрудничества двух балканских государств[592]. Албанско-болгарское сближение было в интересах СССР с экономической и политической точки зрения. С одной стороны, оно служило внутренней консолидации соцлагеря после событий в Польше и Венгрии, а с другой — позволяло переложить часть бремени экономической помощи Албании на плечи Болгарии.

15 февраля в разговоре с послом ФНРЮ Велько Мичуновичем Н. С. Хрущев сказал, что после визита албанской делегации сам собирается в Тирану и на месте определит, как организовать помощь Албании в развитии ее народного хозяйства и, в первую очередь, его аграрной сферы[593]. Советский лидер отдельно упомянул заявление югославского руководства о том, что в его руки попал документ политбюро АПТ, отражавший его антиюгославские намерения. Хрущев, снова обвинив Югославию в шпионаже против Албании, утверждал, что бумагу югославам подбросила некая иностранная спецслужба через своего агента в Белграде. Мичунович, отрицая факт разведывательной деятельности, заявил, что если кто-то из албанского руководства ознакомил югославских товарищей с содержанием документа, с которым не согласен, то это не означает, что он агент югославской разведки. Вскоре, по-видимому, удовлетворенный ответом югославов о шпионаже против Албании, Хрущев перевел разговор на тему югославско-албанских отношений, подчеркнув, что СССР оказывает политическую и экономическую помощь Албании и хочет потепления отношений между ней и Югославией. Мичунович ответил, что, несмотря на конфликт, Югославия много сделала для укрепления албанской независимости, что не помешало Тиране развязать антиюгославскую кампанию. Хрущев не удивился и сказал, что лишь констатирует существующее положение вещей: СССР выступает за улучшение отношений между Югославией и Албанией, в то время как несогласие между ними вносит разлад и между ФНРЮиСССР[594].

Под влиянием Кремля албанцы публично заявили о намерении сблизиться с Западом и, в частности, восстановить дипломатические отношения с США и Великобританией[595]. Новый поворот албанского внешнеполитического курса был напрямую связан с недавними переменами в СССР, который стремился к большей открытости с Западом, усилению собственного влияния на Ближнем Востоке и нормализации отношений с Югославией, чтобы компенсировать дипломатический и политический ущерб, нанесенный особой позицией ФНРЮ во время венгерского кризиса.

Во время того же визита албанской делегации в Москву Хрущев старался сгладить противоречия между Тираной и Белградом. 17 апреля 1957 г. на приеме в Георгиевском зале Кремля советский лидер, игравший роль миротворца, в присутствии журналистов и дипломатов подозвал югославского посла Мичуновича, чтобы тот поговорил с Ходжей. Албанский вождь, заявив Мичуновичу о желании развивать дружественные отношения с Югославией на основе марксизма-ленинизма, перешел к жалобам на поведение в Тиране югославского посланника Арса Милатовича, который, как сказал Ходжа, занимался разведывательной деятельностью, посещал запрещенные для югославских дипломатов в Албании территории и поддерживал контакты с оппозиционными албанскими деятелями[596]. Мичунович в острой форме отверг обвинения, заявив, что хорошо знаком с Милатовичем, который не является врагом НРА. Упорство, с которым собеседники придерживались своих позиций, продемонстрировало, что инициированная Хрущевым попытка примирения провалилась[597]. Судя по позднейшим воспоминаниям Энвера Ходжи, Хрущев заблаговременно планировал организовать такую встречу, так как албанский лидер в более ранних беседах с ним жаловался на официальный Белград, открытый шпионаж со стороны его дипломатов, югославский ревизионизм, а