В XVIII веке это различие уже явно установлено. Вольтер упрекает, в свою очередь, Лафонтена за то, что тот перепутал понятия стыд и стыдливость в басне «Два друга»:

Ваш друг, заботы в сердце вашем прочитав,

Вас от стыдливости признания избавит.

Какая ошибка! «Слово стыдливость не подходит к данному контексту, нужно было использовать слово стыд. Нельзя сказать “я испытываю стыдливость признаться перед вами”». Правильный вариант: “мне стадно признаться перед вами», — пишет Вольтер в трактате «Знание красоты и недостатков поэзии и красноречия во французском языке» (1749). Он не анализирует ошибочное употребление слова, оно становится понятным в свете определений, данных ранее: от стыда, который рождается из просьбы (мне стыдно говорить в вашем присутствии), человек избавляется благодаря стыдливости, которая его предчувствует (стыдливость мешает мне говорить перед вами). Антуан Фюретьер признал бы приемлемым оборот речи, использованный Лафонтеном, поскольку он дает в своем словаре пример: «Это стыдливо, стыдно выдвигать такое предложение».

Различия между понятиями современного словаря устанавливаются на основе внутренних ощущений. В 1767 году Луи Шарпантье стремится определить более точно различия между понятиями, обозначающими «добродетели, основанные на нравственной чистоте». К ним относятся приличие, стыдливость, сдержанность, скромность, порядочность, деликатность, благопристойность, учтивость, хорошие манеры и степенность. Он даже считает, что можно отличить заливающую лицо краску стыдливости от краски стыда или досады! (Оноре Лакомб де Презель. «Иконологический словарь», 1779). Словари синонимов в XIX веке тщательно определяют все эти нюансы. Например, в «Общем словаре синонимов французского языка» (1609) Франсуа Гизо объясняются различия между словами стыдливость, стыд, чистота, целомудрие, застенчивость, сдержанность, воздержание, скромность, приличие, умеренность.

Стыдливый язык

И молодые девушки не отказываются от стыдливости! Чем больше они познают всю прелесть нежного румянца, тем больше смущаются от фраз, слов, звуков, писем, идущих вразрез с их стыдливостью. Монтень в своих «Опытах» (т. III, ч. V) высмеивает воспитательницу, которая слишком настойчиво заставляет его дочь пропустить неприличное, с ее точки зрения, слово в книге, которую та читает вслух. Спорное слово — это fouteau, что означает всего-навсего бук. У чересчур стыдливой женщины это слово вызывает непристойные мысли, так как оно напоминает слово foutre (совокупляться). Внимание девчушки конечно же привлечет то, что запрещено.

Во времена Средневековья существовали грубые и бранные слова и считалось вульгарным, когда их употребляла женщина. По мнению Иеронима Стридонского — церковного писателя и создателя латинского текста Библии, — молодые девушки не должны даже понимать неприличных слов (Ad Laetam, 4, Lettres). В «Романе о розе» влюбленный юноша смущен тем, что девушка по имени Умница произнесла слово «яйца». Какое неподобающее слово для девственницы с галантными манерами! Замужняя дама и даже кормилица постараются обойти подобные слова, прибегая в своей речи к эвфемизмам. Только «развратницы» осмеливаются произносить такое «мерзкое» слово. Умница возражает, что многие женщины, использующие в своей речи метафоры для обозначения таких слов, не испытывают никакого отвращения ко всем этим вещам: о каком проявлении стыдливости можно говорить, если, называя мужские органы «шариками», «мужским достоинством», «хозяйством», «штуковиной», «кое-чем», «палкой», «малышом», женщины не боятся иметь с ними дело? Все упоминаемые персонажи романа (девственница, дама, кормилица, проститутка) — женщины, и только последняя из них использует в своей речи вольности. Слова, обозначающие репродуктивные органы, являются сексуальным и социальным табу.

В жанре фаблио эвфемизмы (дать овса кобылке, напоить жеребца) предназначены для того, чтобы преодолеть женскую стыдливость, которая не осмеливается назвать прямо половой акт. В одной побасенке молодая девушка не может слышать, как кто-то говорит о совокуплении, ее начинает тошнить от таких слов; в другой — жена не решается сказать своему мужу, что она расположена отдаться ему. Но вся их стыдливость ограничивается только словами: как одна, так и другая страстно предаются любви. Супруга, обретя наконец дар речи, так просит мужа добавить овса кобылке, что его хранилище опорожняется. Далекая от идеала невинности святого Иеронима, женская стыдливость предназначена сдерживать ненасытный аппетит, который Средневековье приписывает женщинам: если бы у них был доступ к формированию литературного языка, он бы не знал границ. Монополия мужчин на рассуждения о сексе существует лишь потому, что они хотят сохранить свою инициативу в этом действе. Что касается девственницы, которая не желает слышать о совокуплении, то это просто неуместная гордость: она предается любовным утехам без стеснения, говорится в книге Доминика Мартена Меона «Фаблио и сказки французских поэтов» (1808).

Отказ от речей сексуального содержания продолжается в XVI веке, но это делается во имя стыдливости — неотъемлемой черты женщины, и вписывается как в ее поведение, так и в ее речь. Та женщина, которая не использует эвфемизмы, не признается женщиной, говорится в книге «Галатея» (1558) Джованни Делла Каза. Порядочная женщина в эпоху Возрождения не испытывает больше того сексуального аппетита, которого так опасалось Средневековье. С точки зрения медицины для продолжения рода нет никакой необходимости в том, чтобы женщина испытывала удовольствие, оно подобает лишь куртизанкам. Таким образом, проявление стыдливости в языке есть отражение сдержанности в поведении женщины. И для того чтобы освободить женщину от чрезмерной сдержанности, нужно начинать с языка. Гедеон Таллеман де Рео в своей книге «Анекдоты» рассказывает о жене маршала де Форса, которая вышла за него замуж в 1577 году в возрасте шестнадцати лет. Она отказала в близости своему мужу в первую брачную ночь. Задетый за живое, супруг заявил, что не притронется к ней, пока она сама не попросит об этом. Какая-то добрая душа посоветовала юной супруге применить старое выражение: «Месье, дайте овса кобылке». Использование подобных выражений свидетельствует о стыдливости, а следовательно, о приличии супруги, но законное супружеское право больше уже не находится под угрозой. Несмотря на сходство ситуаций и выражений, образ женщины эпохи Ренессанса резко отличается от средневекового: женщины, сгорающей от желания, которое она не хочет выражать словами.

Вместе с тем во времена Средневековья в качестве альтернативных слов использовались сравнения с предметами и действиями повседневной жизни, которые вызывали в сознании запретное слово, не заменяя его. Для того чтобы явно дать понять, о чем идет речь, невозможно обойтись без точных терминов: именно ими пользуются врачи. XVI век идет дальше, внедряя во французский язык слова-кальки с греческого или латинского языков, переделанные на французский лад или нет, которые определяют лексику «чистую» и «грязную». Отныне говорят гимен (девственная плева, 1520 год), скротум (мошонка, 1538 год), фаллос (фаллот в 1570-м, фалл в 1605-м, фаллус в 1765-м), утерис (матка, 1573 год), нимфы (малые половые